Волк за волка

Яэль притворялась, что что-то покупает. Перебирая сморщенные гранаты и яблоки в ящиках – остатки урожая, которые Рейхскомиссар территории решил не стоящими экспорта. Она купила шарф и обернула его вокруг головы, так что ткань висела низко, скрывая ее профиль, пока она пробралась через толпу на ночном рынке. Она меняла лица, пока шла, заимствуя черты у людей, мимо которых проходила. Ястребиный нос торговца зерном, темные волосы мальчика, подметающего пол в кафе, глаза, как у всех местных жителей: карие, голодные, смирившиеся с пылью.

Этот вид изменения – девушка из лоскутков последних минут, украденные части, злые швы – всегда заставлял Яэль чувствовать себя ненадежно. По крайней мере, когда она была кем-то вроде Мины или Адель, у нее были документы, предыстория (неважно, насколько обманная). Но когда она была этим… по чуть-чуть от каждого незнакомца на улице…

Что оставалось, кроме волков? Помимо воспоминаний и притворства?

Пустота.

Эти пустоты были самые мрачные. Зияли открытой пастью, как многие переулки в Каире, закручивались в места, куда Яэль не хотела идти. Где слышалось эхо шепота мертвых женщин: монстр, монстр, монстр. Где ярость, которую она всегда сглатывала, дымилась и бушевала. Ждала, ждала…

Обычно Яэль ее игнорировала. Всегда боялась ее. Потому что точно знала, на что способно это место внутри нее. Это была та ее часть, которой были необходимы границы. Часть – если бы Яэль предпочла послушать ее – которая легко могла стать похожей на национал-социалистов.

Но на этот раз у Яэль было кое-что существенное, когда она пробиралась по лабиринту улиц Каира. Бумага с закодированными адресами в ее майке. Она привела Яэль на задворки города, где собаки бродили стаями и одинокие пески пустыни кружили в свете фонарей. Адрес, который дал ей Райнигер, принадлежал кафе, поняла она, подойдя к двери. Столы выстроились вдоль тротуара, плохо отлитые, мерцающие блеском. Все пустые.

Она неправильно прочитала адрес? Яэль остановилась на мгновение, разглядывая витрину. Внутри девушка протирала столы грязной тряпкой.

– Я могу вам помочь? – Мужчина – в возрасте и лысеющий, с кожей цвета песчаника – спросил из тени у двери. Так внезапно, что Яэль приготовилась. Ноги ровно, кулаки сжаты, готова к борьбе.

Ей понадобилось мгновение, чтобы восстановиться и произнести кодовые слова.

– Волки войны собираются.

– Они поют песню гнилых костей, – ответил мужчина. – Ваш арабский достоин похвалы, Волчица. Проходи внутрь. У меня есть то, что тебе нужно.

Девушка, вытиравшая столы, замерла, когда они вошли. Окрик мужчины – «принеси нам кальян!» – отправил ее в подсобные помещения. Мужчина сел за самый дальний из кривых столов.

– Я не могу задерживаться. – Яэль тоже села, но ее спина оставалась напряженной. Пустота кафе не позволяла ей расслабиться.

– Бизнес сейчас в упадке. – Ее собеседник кивнул на тишину вокруг них. – Клиентам трудно приходить сюда, когда их отправляют в трудовые лагеря. Все больше и больше людей исчезают, похищенные ночью. Многие в Каире готовы бороться, но мы не в состоянии позволить себе вызвать гнев Рейха… – Мужчина умолк, когда девушка вернулась в помещение, поставила кальян на стол. Контакт Яэль взял мундштук, сделал длинную затяжку. Пузырьки танцевали в стекле. Дым, который он выдохнул, пах цветами и весной. Ничего похожего на пары крематория. – Ты многое везешь с собой, Волчица.

Когда он предложил мундштук Яэль, она покачала головой.

– Пакет?

– Ах, прямо к делу. Очень хорошо. – Мужчина положил папку на стол. Яэль сразу узнала почерк Хенрики на лицевой стороне – царапины наседки – взволнованные и неразборчивые. Этот вид заставил Яэль захотеть вернуться в подвал пивной, попивать какао с полькой, говорить о жизни и отпускать шуточки об ужасной игре в шоу «Рейхссендера».

Она как раз опускала документы в подкладку куртки (куда она положила свою повязку со свастикой перед прогулкой по рынку), когда дверь магазина взвизгнула. Контакт Яэль поднял голову. Его ноздри раздулись, а губы сжались.

Она украдкой оглянулась через плечо, через ткань своего шарфа. Раз и обратно. То, что она увидела, ударило ее в самое сердце.

Черная куртка все еще покрытая дорожной пылью. Очки, поднятые на голову, шлем в руке. Повязка со свастикой. Сломанный нос. Отражение Адель Вольф.

Невозможно. Он… он не должен был вернуться оттуда. Он должен был сдаться. Вернуться домой…

А теперь, из всех возможных мест, он был здесь.

Ад покрылся льдом, и Феликс Вольф был льдом. Он шагнул через дверной проем: его движения сотрясал гнев настолько жаркий, что горел холодом.

– Что ты делаешь здесь, Ада? – Его голос коснулся задней части ее узорчатого платка.

Яэль сосредоточилась на светящемся угле на вершине кальяна. Он должно быть заметил ее в толпе, последовал за ней на расстоянии, наблюдал из ряда рыночных киосков и тускло освещенной толпы. Видел ли он, как она изменилась? Пятнистую папку из манильской бумаги? Был только один способ это выяснить.

Отлично знающая о П-38 у ребер и ноже в сапоге, Яэль повернулась к нему лицом.