Волхонка. Знаменка. Ленивка. Прогулки по Чертолью

«Выдав в Петербурге мой запоздавший май‑июньский выпуск «Дневника» и возвращаясь затем в Курскую губернию, я, проездом через Москву, поговорил кой о чем с одним из моих давних московских знакомых, с которым вижусь редко, но мнение которого глубоко ценю. Разговора я в целом не привожу, хотя я узнал при этом кое‑что весьма любопытное из текущего, чего и не подозревал. Но, расставаясь с моим собеседником, я, между прочим, упомянул, что хочу сделать, пользуясь случаем, маленький крюк по дороге, из Москвы полтораста верст в сторону, чтобы посетить места первого моего детства и отрочества, – деревню, принадлежавшую когда‑то моим родителям, но давно уже перешедшую во владение одной из наших родственниц. Сорок лет я там не был и столько раз хотел туда съездить, но все никак не мог, несмотря на то что это маленькое и незамечательное место оставило во мне самое глубокое и сильное впечатление на всю потом жизнь и где все полно для меня самыми дорогими воспоминаниями.

…Эти «места моего детства», куда я собирался съездить, – от Москвы всего полтораста верст, из коих сто сорок по железной дороге; но употребить на эти полтораста верст пришлось почти десять часов. Множество остановок, пересаживаний, а на одной станции приходится ждать этого пересаживания три часа. И все это при всех неприятностях русской железной дороги, при небрежнейшем и почти высокомерном отношении к вам и к нуждам вашим кондукторов и «начальства». Всем давно известна формула русской железной дороги: «Не дорога создана для публики, а публика для дороги». Нет такого железнодорожника, с кондуктора до директора включительно, который бы сомневался в этой аксиоме и не посмотрел бы на вас с насмешливым удивлением, если б вы стали утверждать перед ним, что дорога создана для публики. А главное, и слушать не будут».

Что же это за места, куда ездил из Москвы великий писатель? Это усадьба Даровое в Тульской губернии, где прошло детство Федора Михайловича. Ныне это филиал Государственного историко‑архитектурного, художественного и археологического музея «Зарайский кремль».

А «Дневник писателя» выпускался по подписке двенадцать раз в год. В Москве его можно было приобрести в «Центральном книжном магазине» на Никольской, а также в книжных магазинах Салаева, Живарева, Кашкина, Мамонтова, Васильева и других. Каждый выпуск стоил 20 копеек.

Улица Знаменка, дом 10. Тень из мрачного прошлого: Марк Борисович Митин

Особняк купчихи В.Я. Лепешкиной, построен в 1890 г., архитектор Б.В. Фрейденберг. В 1930‑х г. дом надстроен двумя этажами. Сегодня здесь находится Институт государства и права РАН (в годы советской власти Академии наук СССР).

В середине 1950‑х гг. в стенах института окопался закаленный боец идеологического фронта – академик Марк Борисович Митин (1901–1987). На философской ниве Митин подвизался еще с 1930‑х гг., выдвинувшись в процессе очередной «философской дискуссии», направленной на этот раз против марксистов‑идеалистов, засевших в журнале «Под знаменем марксизма».

Когда в 1980‑х гг. стали, наконец, говорить о преступлениях сталинизма, об ответственности сталинского режима за уничтожение лучших представителей русской науки, гонения на передовых ученых, то многие задавались вопросом: один лишь Сталин несет ответственность за это? Да и откуда ему было везде успеть. Такие вот псевдоученые, как Митин, и помогали вождю.

Знаменка, дом 10

Наглядной демонстрацией вреда, принесенного Митиным нашей науке, является «дискуссия» по вопросам генетики и селекции осенью 1939 г. Митин выступил в ней вместе с Лысенко против Н.И. Вавилова и его единомышленников. Судьба Вавилова к тому моменту висела на волоске. Лысенко уже жаловался Сталину, что Вавилов ему мешает. Кто знает, не стала ли эта полемика, в ходе которой Вавилов блистательно обнажил некомпетентность и философское невежество своих оппонентов, последней каплей, окончательно определившей трагический излом судьбы выдающегося ученого? Именно Митин бросил Вавилову с трибуны: «Вам надо решительно и серьезно перестраиваться». Вавилову, как известно, пришлось «перестраиваться» в Бутырской и Саратовской тюрьмах… Великий ученый погиб в застенках от голода.