Волхов не замерзает

Слухи — самые разноречивые — ползли тяжелыми болотными туманами. По тракту проходили разные люди — чего только не наслушаешься! Змеем Горынычем представлялся Мише враг: ему одну, другую голову отрубят — вырастают новые. И все лезет, лезет чудовище.

И все-таки тревожно зовущий горн трубил в Мишиной душе. «Храбрый», «Боевой», «Дружный», «Грозный», «Буденновец», «За Родину» — эти прекрасные слова он шептал перед сном и с ними пробуждался. В народе все настойчивее поговаривали о партизанских отрядах, сражающихся в окрестных краях.

Молва ширилась, росла. В Поддорье разгромили немецкий гарнизон. На станции Батецкая — крушение. Под Порховом взлетел эшелон. Дерзкие налеты партизан Дедовщины.

Ничего не говорят про Мишины «пыхи». Семь-восемь проколов не в счет. Надо переходить на мины.

Позарез нужен Неуловимый. Куда пропал? Нашел ли он партизан? Проверить, что он за человек, тогда открыть ему арсенал — и в лес! Мама будет партизанской стряпухой, Сашку тоже можно взять… Прощай, Тосенька! Не поминай лихом партизанского разведчика товарища М.

В эту осень забросила детвора свои забавы: не ходит веселой гурьбой по ягоды, по грибы, не жжет костерков на рыбалке, в синие сумерки не играет в «горелки».

Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло!..

Тяжелый крестьянский труд раньше времени лег на плечи маленьких должинцев, детство — золотое времечко — покинуло их.

Дети и раньше помогали взрослым… Бывало, выйдут лен тягать — и не легко, а весело. Мишино звено обычно соревновалось с Граниным. Без зависти говорила она Мише: «Да, хитренький! Твоя-то полоска для ленивых: вон сколько клевера и ромашек!» Пионеры ухаживали за конским молодняком, за телятами. Мальчишки покрепче вставали с косарями в ряд. И артель в долгу не оставалась: дарила школе музыкальные инструменты, спортивный инвентарь, книги…

Сейчас не то. Труд — не радость, труд — борьба за кусок хлеба насущного…

Вон девчонка — велика ли? — тянет на поводу лошадь. А лошадь такая, что ни в плуг, ни в борону. У девчонки пятки в кровавых рубцах, обтоптаны копытами. За плугом надрывается мать. Волосы растрепаны, пот ручьем катит с лица, кричит, ругает малолетку: на ком еще зло сорвешь!

Трудная борозда!..

Плуг — на три хозяйства. Лошадь — на шесть семей. Живешь под страхом, что отберут, не успеешь запахать, заборонить.

Всю трудную мужскую работу по дому Миша взял на себя: и сено в сарае уложил, и сушину из леса притащил. Со всем управился. Еще прибежал к Немковым таскать кочаны с огорода. У них устраивалась толока.

Обычай капустных толок давний. Чтобы управиться за день с рубкой и засолом капусты, приглашались знакомые и соседи. Кто участвовал в «помочи», того хозяин угощал холодцом, картофелем с мясом и пшеничным пирогом с морковью.

Ничем этим Анна Ивановна не собиралась угощать: скромная толока устраивалась для отвода глаз.

В это время возили сено с дальних покосов. Анна Ивановна попросила Мишу пособить. Во второй заезд велела помаленьку навевать сено, а сама ушла в подлесок грибков на солянку собрать.

Вернулась не скоро. И не одна.

Миша растерялся: признать в этом человеке знакомого — нарушить данное когда-то обещание. Тот подмигнул только, а разговаривать не стал. Откуда Анна Ивановна его знает?..

— Нарви, Мишатка, на метелку, а я поеду потихонечку, догонишь… — сказала Немкова.

Когда Миша нагнал воз, болотного знакомца не было. Сбоку с вожжами шла Анна Ивановна.

У Гривского проселка их остановил конный патруль. Лоснящиеся жеребцы не для сытости — от жадности дергали свежее сенцо. Жандарм с красным загривком, пригнувшись с седла, проверил пропуск. «Орднунг». Порядок.

Вышел из избы Саша, помог завезти телегу задком к самым воротам сарая. Вдруг закачался воз. Копнище скатилось. Из него, отряхиваясь, встал — все он же, Неуловимый! Хорошо — весь в сенной трухе…

Миша так и залился. Неуловимый тоже засмеялся.

— Понимаешь, трамвайным зайцем был, а вот тележным зайцем — впервые.

— Ну как твои «пыхи»?

Откуда он знает про Мишину «охоту на дорогах»?

— Пых и есть пых. На мины бы перейти.

— Ставить мину — не просто. Конечно, человек в тринадцать лет всему может научиться, но и от малого не следует отказываться. Ничего, дружок, как-нибудь потолкуем…

Мише стало грустно: опять уходит!

— Знаете что?.. — Миша глядел себе под ноги. — Мы могли бы вам сигналы подавать. Наше звено. Немцы в селе — в канаве оглобля лежит. Свободно село — Оглоблины нет.

Неуловимый положил руку на плечо:

— Спасибо… Со звеном повидаюсь когда-нибудь, а пока ты один знаешь меня. Понял? Ну, ступай домой.

Миша поднял над головой руку. Салют!

По случаю толоки изба Немковых была особенно чисто вымыта, пол старательно надраен голиком. На дерюжке — груда кочанов. Ошпаренные полубочья стояли посредине.