За бой с повстанцами Богдана наградили воинской медалью и дали чин гефрайтера.[5] Методичку с описанием его сражения разослали по охранным батальонам. Внедрение новинок тактики у немцев являлось сильной стороной их армии. Повстанцев маги стали выбивать безжалостно, но вскоре это прекратилось. У инсургентов появились патроны с зачарованными пулями. Где и как они добыли их, никто не знал. Говорили, что повстанцам помогла Варягия, но доказательств не имелось. Стреляли сербы из оружия, произведенного в Европе, а маркировка найденных на поле боя гильз была немецкой. Магов стали тупо убивать, причем, целенаправленно — стреляли в них из снайперских винтовок. Повстанцы знали, кто из зольдатов маг — осведомителей хватало. Квартировали немцы в городах, ходили в местные кафе и рестораны, там жители их видели и слышали их разговоры. А помощь инсургентам для сербов была первым делом.
Стреляли и в Богдана. Защитный полог не справился с волшебной пулей, и та пробила грудь гефрайтера. Два месяца он провалялся в госпитале, где его едва спасли. При выписке узнал, что из выпускников их школы в живых остались только трое, другие навсегда остались в далекой Сербии. Использовать в бою их запретили — лишь в карательных мероприятиях. Взятых в плен повстанцев Богдан сжигал огнем на площадях, куда сгоняли местных, чтобы они смотрели экзекуцию. Выходил он в каске и в зачарованной кирасе, вдобавок, прикрытый щитами из лучшей стали. И все равно в него стреляли, но, к счастью, без последствий. Другим не повезло… В итоге Богдана отозвали и направили в Берлин, где определили в военное училище для магов.
Учиться было трудно. Курсанты-немцы, часть преподавателей не скрывали пренебрежительного отношения к попавшему в их альма-матерь унтерменшу. Большинство их носили приставки «фон» и «дер» к фамилиям и гордились древностью своих родов. А чем гордиться мог Богдан? Тот факт, что он сражался за Германию, был ранен, награжден медалями, стал унтер-офицером, никого не волновал. Печали добавляло то, что потерялась связь с родителями — на юге Славии сепаратисты подняли мятеж и отделились от республики, образовав свою Нововарягию. Родители Богдана как раз и проживали на мятежных землях. Это лишь добавило Богдану ненависти к сепаратистам. В Сербии они в него стреляли, а в Славии прервали связь с родителями. Уроды! Ничего, наступит время, и он с ними разберется. Преподаватели им говорили, что выпускников училища отправят в Славию, где есть потребность в офицерах-магах. Но вышло по-иному…
Богдан учился на последнем курсе, когда в училище внезапно позвонили из Службы безопасности Германии и велели прислать в их офис курсанта Ковтюха. Недоумевая о причине вызова, Богдан послушно прибыл по указанному адресу. Унтер-офицер на входе проверил документы посетителя, открыл журнал и подсказал ему куда идти. В просторном кабинете на десятом этаже курсанта встретил немолодой мужчина в штатском.
— Садитесь господин Ковтюх, — заговорил с ним на варяжском, после того как гость произнес обычное здесь «Гутен таг». — Поговорим.
Курсант присел на стул.
— Меня зовут Иван Иванович, — продолжил хозяин и снова на по-варяжски. — Вы к нам приехали из Славии, насколько знаю?
— Да, — подтвердил Богдан.
— Давно бывали дома?
— Ни разу не бывал. Сначала обучался в школе, затем служил. А после стало невозможно: сепаратисты захватили эти земли.
— И как вы к этому относитесь? — спросил Иван Иванович.
— Ненавижу гадов! — Богдан не смог сдержаться.
— Это хорошо, — хозяин кабинета отчего-то улыбнулся. — Как отнесетесь к предложению помститися?[6] Так, вроде, говорят у славов?
— Буду только рад.
— Задание опасное. Риск вас не испугает?
— Я воевал, Иван Иванович! — обиделся Богдан. — Не раз стоял под пулями, был ранен.
— Что ж слушайте…
Через неделю Богдан отправился в Москву со славским паспортом в кармане на имя Ивана Кузнецова, сбежавшего в Германию от мобилизации после начала войны с Нововарягией. Легенду подтверждало удостоверение беженца, выданное немецким муниципалитетом. По легенде с работой у Ивана не заладилось, а жить в приюте с нищенским пособием мужчине надоело. Вот и решил в империю податься, тем более по национальности он никакой не слав, а истинный варяг, о чем свидетельствуют имя и фамилия. Воевать с такими же братьями по крови он не желает.
Несмотря на противостояние Варягии с Германией, отношения меж ними не прерывались: ходили поезда, летали самолеты. Империя охотно принимала славов, сбежавших из «родной» страны. Она нуждалась в рабочей силе, а славы для замещения вакантных должностей подходили идеально. Варяжский знают, по менталитету от имперцев почти не отличаются, работать любят и умеют. Проблем у «Кузнецова» не возникло. В аэропорту Москвы ему вручили тонкую брошюру, где для таких, как он, мигрантов подробно доводилось, как встать на государственный учет, где жить, и как найти работу.