Волки

– Вы умный человек, Гелий Афанасьевич, – ласково сказал Баранников, – и я думаю, что нам с вами не придется разыгрывать нелепую и скучную комедию запирательства, отнекивания и тому подобное…

Гелий сидел свободно, непринужденно. Положив локоть на край стола, небрежно поигрывал толстым и вертким, как змея, спиральным жгутом телефонного провода.

Как это ни странно, но, переступив порог комнаты номер шесть, он неожиданно ощутил в себе прилив бодрости, почувствовал прежнюю самоуверенность, могучую волю к противоборству.

Всю дорогу от дома до прокуратуры в его воображении вертелась желтая мутная волна Кугуши, отчаянно кружащаяся в буйных водоворотах щепа. Но что-то такое было в этом видении, что-то такое таилось в темной глубине его смысла, что в общей картине хаоса и гибели являлось вдруг как бы надеждой на спасение, намеком на благополучный исход неприятного и даже опасного дела.

Обреченность мусора была лишь кажущейся. А на самом-то деле весь этот речной хлам прочно держался на пенистой поверхности потока. Он был непотопляем.

Но ведь мусор же!

Ах, оставьте, пожалуйста, эту глубокую философию на мелких местах!

Подумаешь – мусор…

Вот он сидит, исполненный прежнего достоинства, изящно поигрывает телефонным проводом. Вежливо наклонив тщательно причесанную голову, слушает баранниковские сентенции.

– Тут, Гелий Афанасьевич, очень многое говорит против вас… Да что там – многое, – Виктор пожал плечами, – всё!

– Например? – Улыбка Гелия тонка и неуловима, как мгновенный отсвет зарницы на дневном небе.

– Ах, вы хотите дискутировать? Ну, что ж, давайте. Но учтите, Гелий Афанасьевич, нам известно о вас гораздо больше, чем вы предполагаете.

– Зарплату вы, разумеется, получаете не даром, – вежливо заметил Гелий. – А все-таки?

– Например, довольно грязное дело о взятках, которые вы брали с абитуриентов.

– Это клевета!

– Клевета, говорите?

– Ну да. Афанасий Трифоныч любил разыгрывать из себя этакого принципиального ортодокса. Мне, дескать, все равно – сын не сын, борюсь за правду. А взятки-то, между прочим, не доказаны.

– Ну, как сказать, – прищурился Виктор. – С директорской должности вас сняли совсем не случайно.

– Допустим. Но какое это имеет отношение?..

– Это имеет прямое отношение к вашей характеристике, – сказал Баранников.

– Ах, вон что!

– И, главное, возвращает нас к вопросу о ваших взаимоотношениях с отцом. Ведь именно он разоблачил ваше взяточничество… Ведь именно после этой скандальной истории, в которой вам, к сожалению, удалось отделаться легким испугом, вы и порвали отношения с отцом. Наконец, он не молчал и о вашем возмутительном, недостойном поведении в семье…

– Это вам моя благоверная начирикала?

– Не только она.

– Бабьи сплетни.

– В самом деле? – Баранников иронически улыбнулся, помедлил немного и вдруг пронзил Гелия пристальным взглядом. – Зачем вы мне солгали?

– То есть? – кротко осведомился Гелий.

– Будто после ресторана пошли домой. Где вы находились в двенадцать ночи?

– М-м… – запнулся Гелий. – В частном доме…

Ловкая, сильная фигура Гелия, его отличное знакомство с отцовским домом, с его дверными и оконными запорами… Постоянные ссоры с отцом, желание избавиться от беспощадного, вечно наблюдающего за ним отцовского ока… Он, он вылезал ночью из окна мязинского дома! «Сказать ему об этом? – подумал Баранников. – Если действительно вылезал он – это его расколет… Вместо длинных кривых дорог – предельно прямая и коротенькая тропка!»

– В частном доме, говорите? – Баранников откинулся на спинку стула. – Так-так-так… Но вот скажите, что заставило вас этот «частный дом» покинуть через окошко?

– Как?! – вздрогнул Гелий. – Каким образом… вы…

Баранников затрепетал от восторга.

– Да вот, представьте себе! – воскликнул он.

Младший Мязин молчал, нервно комкая телефонный провод.

– Оставьте в покое провод, – жестко сказал Баранников. – Рассказывайте все как было.

– Я… – смущенно пробормотал Гелий. – Я… вылез в окно… чтобы не разбудить домашних…

– Каких домашних? В доме находился один только Афанасий Трифоныч…

– Ка-ак?! – изумленно привскочил Гелий.

– Да вот так. В доме в это время был только ваш отец.

– Ха-ха-ха-ха! – истерически расхохотался Гелий.

Баранников налил в стакан воды и придвинул его к Гелию.

– Успокойтесь. Возьмите себя в руки.

Гелий продолжал хохотать.

– Послушайте, – сказал Баранников.

– Да, да… простите… – стараясь сдержаться, пробормотал младший Мязин. – Вон вы, оказывается, куда гнете!

– Что значит – гнете? – строго сказал Баранников.

– Так из папашиного окошка, значит, тоже ночью кто-то вылезал? – отирая выступившие слезы, спросил Гелий.

– Бросьте валять дурака, гражданин Мязин! – раздраженно крикнул Баранников.

– Нет… Это уж вы… бросьте!

– Но ведь вы же сами показали, что вылезли из окна!

– Ну, вылез… Да только не из того, какое вас интересует. Из другого. И не в то время. Не в двенадцать. В двенадцать я только влез к ней.

– К кому – к ней?