– Но в доме же дверь не одна. Еще была во двор. Окна со двора пониже, чем с улицы… Как мог проникнуть! Все-таки это его когда-то был дом, Ильи Мязина, уж он-то знал, какие в нем ходы и выходы… Может, через подвал как-нибудь пролез!
– Ага! – сказал каким-то своим умозаключениям Баранников, электризуясь и устремляя в пространство расширенные зрачки. Мысль его, пробужденная от апатии и сонливой лени, чувствовалось, снова раскручивалась на полные обороты.
– А ведь это идея! Черт, как же это я!.. Знаешь что? – вскочил он со стула на ноги. – Надо осмотреть эту печку, сейчас же! И если в ней действительно что-то есть… тогда это мотив, бесспорный мотив! С расчетом времени мы, конечно, могли и ошибиться… Эти расчеты, после событий, когда точно не знаешь, когда что началось, сколько времени заняло, – это зачастую такая приблизительность!
В одну минуту он был готов: затянул на шее галстук, зашнуровал ботинки, влез в пиджак, махнул по волосам расческой. Хохолок, однако, остался торчать на макушке – задиристо и даже как-то победоносно.
– Я же говорил тебе! – воскликнул он торжествующе. – Сами все выложат,
В дверях он что-то вспомнил, метнулся назад.
– Да, я хотел тебе показать… Вот! – с шумом выдвинул он ящик, выбросил на стол коробку от папирос «Казбек». – Ты за Мировицкого беспокоился. Вот его реабилитация.
Костя открыл коробку. В ней чернели какие-то обгорелые кусочки: кость не кость, скорее – перламутр, что ли. Еще – погнутые медные винтики, миниатюрные крючочки, тоже из меди… Отдельно в пергаментной бумажке была собрана темно-коричневая труха – пепел плотной жесткой ткани крупного плетения.
– Все-таки нашли? – обрадовался Костя. – И это все, во что превратилась «Магдалина»? – не удержался он от сокрушенного вздоха.
– Как видишь. Гениям надо творить в бронзе и мраморе. Этот материал все-таки надежней…
Двадцать три тридцать
На пожарище по-прежнему сильно пахло гарью.
Как будто и ветра не было никакого, даже просто течения воздуха, а мязинский ветряк, напоминая о себе, все же тихонько поскрипывал из мрака – точно живой, так же осиротело и скорбно, как и утром.
– Здесь должен дежурный быть, – сказал Баранников, вглядываясь в чернеющие руины.
Древесный уголь пискляво трещал под ногами при каждом их шаге.
– Дежурный! – позвал Виктор.
Прислушались. Скрипел ветряк.
Баранников засветил электрический фонарь, желтоватое пятнышко побежало по кучам золы, разбросанным обгорелым бревнам.
– Гляди-ка! – воскликнул он. – Этого не было…
Закопченная облупленная русская печь, оголенная пожаром со всех сторон, была разрушена с одного угла. Кирпичи валялись тут же на черной золе. Не вызывало никакого сомнения, что разламывали для того, чтобы достать что-то запрятанное.
– Сделано недавно. Может, всего с полчаса, – определил Баранников. – В десять еще не стемнело. До одиннадцати по улицам народ ходил, несподручно было ломать, печь-то у прохожих на виду. Да, работа самая свежая… Дежурный! – снова, вовсю силу голоса, крикнул он.
Никто не отозвался.
Светя фонариком, Баранников в сопровождении Кости обошел вокруг уцелевшей части дома. Окна были всплошную заколочены досками. Дверные проемы в зачерненных пожаром стенах тоже были забиты. Шляпки гвоздей, попадая в световой круг, отсвечивали, как новые гривенники.
– Конечно… – с растяжкой произнес Баранников, вкладывая в свою интонацию такой смысл, что, дескать, чего ж удивляться, когда в помощниках имеешь кугуш-кабанскую районную милицию. – Ротозеи! Что осталось – сложили, набили гвоздей, опечатали сургучом и успокоились. Так сказать, выполнили долг!
Он вернулся опять к печи, посветил на развороченный угол.
– Теперь Илью Николаича – ищи-свищи… Да и я дурак! – помолчав, с безжалостной самокритичностью признал Баранников. – Маху какого дал! Это все Чунихина, холера, – точно каким-то снотворным зельем окурила…
– За полчаса старик далеко уйти не мог. Надо поднять оперативников. С розыскной собакой по свежим следам они его в два счета сыщут, – предложил Костя.
– Ты думаешь, у нас умеют быстро собираться? – фыркнул Баранников. Оплошка с охраной мязинской усадьбы разозлила его не на шутку, чувствовалось, что милиции еще придется держать перед ним ответ.
– Старуха такую фразу бросила: в его мурье пошарьте! Я уже начинаю ей верить… Действительно, не пошарить ли, не теряя времени, в его мурье? Ей-богу, готов на пари: смыться из города он сейчас не торопится. Охраны, как он тут увидал, нету, стало быть, следы его визита обнаружатся только утром. А до утра времени еще вагон и маленькая тележка… Так, погоди, в каком же направлении нам идти? Ага, из этого переулка надо направо, а там еще направо. Это тут неподалеку, я знаю дом. Совсем, можно сказать, близко…
Костя шагал размашисто, метровыми шагами, но все-таки едва поспевал за Баранниковым.