Читаем Волки полностью

— Чего-то он какой-то хилый. Болел что ли?

— Ну что ты, господин, — поспешил возразить Перисад, — более мясистых ты в Дакии не найдешь, они и в Мëзии лучшие. Мне поставляют из прудов в окрестностях Виминация.

— Мясистых… Ну ладно. Но принеси ещё… — Дардиолай замолчал, подбирая слова.

— …чего-нибудь мясистого? — помог ему хозяин.

— Да! Тащи всё, я плачу!

— Ты не проснешься завтра с пустым поясом, друг Требоний? — забеспокоился толстяк.

За столом легионеров возбуждённо загалдели, кого-то боги наградили особенно удачным броском.

— Пустым? — Збел удивился, — разве он может опустеть? Давай проверим.

Он ощупал пояс. И вытащил ещë один денарий. Крутанул его по столешнице.

Хозяин подхватил монету, не дождавшись, пока она упадëт.

— Ещё вина принеси… Что-то ты так мало принес… Один раз всего разлили… Мы немного посидим, — Дардиолай скорчил кислую рожу, — напиваться не будем.

— Сейчас будет, — пообещал хозяин и исчез.

— Много ты ему дал, Требоний, — покачал головой толстяк, — ох, много. Этот ужин того не стоит.

— А, пустое! — махнул рукой Дардиолай.

«Легко пришли, легко уйдут и снова просо жрать».

Покинули таберну они на ногах, весьма нетвëрдых.

— А что ты, дор-р-рогой Помпоний гворил про разв… разззв…

— Развлече… ик… ния? — переспросил толстяк?

— Ага.

— А, ну тут есть… этот… волчатник.

Дардиолай нахмурился.

— Волчатник?

— Ну. Но так себе. Выбор… ну, ни о чём, друг Требоний. Вот честно тебе заявляю. Не стоит ходить.

«Волчицами» римляне называли проституток. «Волчатник», лупанарий — бордель.

Толстяк вдруг воодушевился:

— А ты знаешь… я тебе отплачу! Ты сра… скра… скрасил мой вечер. Тску рзгнал. Ужином угостил. Как не отплатить?

— Не стоит, — повёл ладонью перед лицом Драдиолай.

— Не, надо! — уверенно заявил Помпоний, — пшли!

Нетвёрдой походкой по вязкой снежной каше они пришли к какому-то сараю.

Сгущались сумерки.

— Бычара! — позвал Помпоний.

На зов явился здоровенный детина на голову выше Дардиолая и вдвое шире в плечах.

— Добудь огня, темно там.

Детина удалился, но вскоре вернулся. В руках бережно нёс масляную лампу, прикрывал огонёк ладонью.

— Пшли, — сказал Помпоний.

Бычара открыл дверь сарая, они вошли внутрь.

Дардиолай огляделся. В тусклом рыжем свете лампы он увидел женщин. Человек двадцать. Они жались друг к другу от холода, кутались в какие-то тряпки.

Збел мгновенно протрезвел.

— Вон ту, — приказал Помпоний.

Бычара схватил одну из женщин за руку, выдернул к хозяину. Женщина упиралась, но как-то вяло, да и всё равно бы не смогла совладать с таким верзилой.

Драный плащ, в который она куталась, сполз с её плеч и Дардиолай увидел, что никакой другой одежды на ней нет.

Толстяк схватил её за грудь, помял, причокивая.

— Смотри, какое мясцо… Мясистое. А? В самом соку!

Дардиолай сжал зубы. Он не видел в глазах женщины ужаса, отчаяния. Видел безразличие, мёртвую усталость. Она мелко дрожала, но не от страха. От холода.

Помпоний развернул её спиной к Збелу, шлёпнул по заднице.

— А? Хороша? Клянусь Юпитером, лучшая из оставшихся. Быстро разбирают. Цены точно упадут, увы, увы.

Дардиолай вдруг понял.

Он неверно истолковал ремесло Помпония — мясник.

Нет, не так.

«Мясник». Ланиста. Хозяин гладиаторов.

— Вот, прибрёл по дшвке вкусняшек для моих маль… чик… ов, — подтвердил его догадку толстяк, — ты не пдумай, друг Требоний, девки свежие, чистые. Лучше, чем в влчат… ник… ке.

Дардиолай смотрел на него и думал, что вот сделать шаг, взять эту заплывшую жиром шею в захват. Хрустнет, как былинка. Потом Бычара. Здоров, силён. Но всё его здоровье задержит Молнию не дольше, чем шея хозяина.

Лучше наоборот. Сначала Бык, удар в кадык. Потом эта свинья.

Помпоний чего-то воодушевлённо говорил, хотя и с трудом ворочал языком. Брызгал слюной.

Збел не двигался с места. Он смотрел в глаза женщины, что безучастно ждала своей участи.

Шаг. Удар в кадык. Шею в захват.

Он не двигался с места.

Канаба всполошится, придётся драться с толпой легионеров, с неясным исходом.

А не всё ли равно, как? А есть ли у него сейчас иная цель?

Не надоело бегать по лесам, ночевать под ёлками? Может вот так и закончить всё?

Он, конечно, не спасёт этих женщин. Ну, убьёт нескольких «красношеих», но женщинам не поможет.

Бычара вдруг сделал шаг вперёд, сурово взирая на спутника хозяина. Подобрался весь. Не мудрено, у Збела желваки на скулах играют и рожа злее некуда. Бдительный страж.

Помпоний не замечал, продолжал чего-то вещать, икая через слово.

— Не надо, — сказал Дардиолай, — отпусти её. Не надо.

Он повернулся и вышел из сарая.

Толстяк удивлённо взглянул на Быка.

— Чего это он? Не стоит у него что ли?

Дардиолай остановился на улице, закрыл глаза и тяжело дышал, будто только что вырвался из омута, куда его затаскивал водяной.

— Ты что, почтеннейший? — толстяк вышел за ним.

— Не надо, Помпоний, давай распрощаемся. Поздно уже, устал я, разморило совсем, поищу ночлег.

Он повернулся и пошёл обратно к таберне. Вскоре его окликнули.

— Это ты, что ли, Требоний Руф?

Дардиолай повернулся. Перед ним стоял невысокий плешивый человек, прижимавший к груди деревянную дощечку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза