Волки

— Защити, Митга… — еле слышно прошептал Авл Назика.

— Не придёт, — повторил бритт, — сюда нанн. Мы не нужны.

— Откуда знаешь? — спросил Леторий.

Бритт пожал плечами. Прикоснулся к груди.

— Отсюда, — потом прикоснулся ко лбу, — отсюда.

Улыбнулся и развёл руками.

— Не знаю.

— Ну и чего бред всякий несёшь, раз не знаешь? — прошипел Прастина.

Бритт пожал плечами и спросил:

— Так уы будъете пит? Жрат?

— Нет, — отрезал тессерарий, — у нас приказ. И у тебя тоже.

Бритт усмехнулся. Поднялся и подобрал мех. Собрался уже уйти, но задержался. Задумчиво посмотрел в сторону, где стоял лагерь легионов. Покусал губу и сказал:

— А может не гончий. Может — фуэллах.

— Кто? — переспросил Диоген.

Бритт не ответил, сделал три шага прочь, хрустя сучьями и мокрым снегом. Остановился и бросил через плечо:

— Мойо имья Ллейр ап Кередиг. Из атребатов.

X. Тень

Ещё накануне устройства Гентианом засады на хитрого убийцу (по мнению большинства легионеров — неведомую тварь) за стенами легионного лагеря прошёл парад.

Вообще, принцепс некоторое время пребывал в сомнениях, стоит ли устраивать торжество именно сейчас. Ведь приближались Сатурналии, а следом за ними день присяги. Торжеств будет в достатке.

День присяги — 3 января. Присягу легионеры приносили ежегодно, причём все, включая старослужащих.

Однако все высшие командиры поддержали идею проведения парада, которую высказал Лициний Сура.

— Ты думаешь, я тщеславен, Луций? — спросил друга принцепс.

Лициний не ответил, лишь улыбнулся.

— Разумеется, я отпраздную триумф в Городе, — сказал Траян, — но лишнее торжество здесь, посреди этой унылой серости и слякоти никак не потешит моё самолюбие. А работы по строительству стен прервутся на целых два дня.

— Август, голову Децебала лучше предьявить, — заметил Адриан, — дабы закончить пересуды и укрепить дух легионов, пошатнувшийся из-за сплетен.

Траян, подумав, всё же согласился и парад провели. Накануне легионеры не работали на стройке, весь лагерь чистил доспехи, шлемы, оружие, ибо предстать перед алтарём Юпитера Наилучшего Величайшего, не сверкая отполированной сталью и бронзой, означало — совершить святотатство. Заслуженные ветераны нацепили фалеры, все расчехлили щиты и выстроились перед трибуналом.

Нагнали пленных варваров. Родовитых тарабостов во главе с Бицилисом. Пусть полюбуются.

Аполлодор Дамасский, знаменитый зодчий, выстроивший грандиозный каменный мост через Данубий, стоял на трибунале и углём на загодя заготовленных гладко оструганных липовых досках делал наброски. Рисовал легионеров и покорённых варваров.

Несколько сигниферов под присмотром примипила принесли в жертву Юпитеру, Марсу и Геркулесу трёх баранов. Обошлись без быка, не тот статус празднества. По завершении жертвоприношения Траян откинул с головы полу плаща, произнёс пламенную речь и трём легионам, наконец-то, на серебряном блюде предъявили голову царя даков.

Затем последовала раздача наград.

Сальвий Бесс удостоился шейного браслета, торквеса, а Тиберия Максима Траян наградил серебряным почётным копьём и денежным подарком.

Погибших товарищей декуриона император отметил выделением денег на изготовление надгробий, дабы не тратить средства солдатской похоронной коллегии. Эта часть наград была приватно оглашена Адрианом, дабы не умножать пересуды о том, что случилось с этими храбрыми воинами.

Лонгин поздравил Тиберия, но тот отреагировал вяло. Даже, скорее, раздражённо. Декурион пребывал в скверном расположении духа, рассчитывал на большее. Он мечтал о corona exploratoria, венке разведчика. Совсем другой почёт и уважение. Кроме того, надеялся на повышение по службе.

— Ты же не захватил Децебала живым, — хмыкнул Лонгин, когда Тиберий решился высказать ему всё, что лежало на душе, — да и убил его не ты лично.

После этих слов Тиберий ещё сильнее замкнулся в своей обиде. Почти весь его отряд уничтожен, теперь он «соломенный» декурион. Одним Бессом можно покомандовать, да и тот в последние дни лазил по лесам с Лонгином в поисках неуловимых разбойных варваров.

Тиберий целыми днями мучился бездельем в лагере. Прошло уже несколько дней, а о нём словно все забыли. Никто не давал ему другого назначения и новых людей не приводил. По ночам Тиберий украдкой пил, рискуя наутро надышать перегаром в лицо кому-нибудь из вышестоящих начальников. После второго похищения у него это, наконец, получилось. Он попался на глаза Адриану и получил выволочку.

Следующей ночью Тиберий сидел в палатке рядом с храпящим Бессом, обнимал кувшин с паршивой фракийской кислятиной и испытывал силу воли. Пока получалось неплохо. Адриан в своих угрозах умел быть очень убедителен.

Ночная жизнь лагеря, конечно, по насыщенности не могла сравниться с дневной, но все же никогда не замирала полностью.

Горели костры и факелы, негромко переговаривались часовые, выставленные у обоих ворот, возле принципия и претория, у святилища, в котором хранился Орёл и сбережения солдатских коллегий, у квестория, где располагалась легионная казна.