Волки

Что мог сказать им Тари? Ведь Митя попросил его помочь Седому, а Тари не нашел его. Седой куда-то исчез, и никто не мог отыскать его. И приходили люди от известного «авторитета» Бати и просили, во избежание лишней крови, оставить Седого в покое. Конечно, Седой отдал ловэ, но теперь цыгане настаивали на том, что его надо убрать. Не послушаться Бати — значило начать кровавые разборки, а это не входило в планы цыган. И еще: приезжал человек из табора и рассказал о том, что Митя уехал в город. Но где он? Узел затягивался все туже. Свои люди у ментов рассказали, что «кожаного» пацана выпустили, а это тоже что-то да значило. Не такие уж и дураки, рома, они понимают: за ним присматривают, чтобы выйти на след остальных.

— Ты что, меня не слышишь, Тари? — снова спросил цыган.

— Слышу я тебя, морэ, слышу, но сказать тебе нечего. Знаешь сам, что в таборе случилось и что гаджё в городе.

— Странно как-то, — удивился цыган, — такого не бывало. Ведь Митя вел нас, почему же ты назвал его чужаком?

— Не хитри, — усмехнулся Тари, — все равно вы считаете его чужим.

— Цыган — с цыганом, чужой — с чужаком! — дружно сказали цыгане, сидящие за столом.

— Не те цыгане пошли, — вмешался в разговор Юра, крупный, красивый цыган, лет сорока. — В другие времена и люди другие были. Вот, к примеру, дед наш Иван Иванович Вербицкий, знаменитый был старик, известный конский барышник, умер он, когда ему почти девяносто лет было, году в 1963-м, что ли, точно не помню. Собирались они в трактире «Европа», на Лубянке, там еще фонтан был и конский водопой. А трактир тот в подвале находился. Цыгане в нем пели. Сейчас на том месте «Детский мир» стоит. Как коней поменяют удачно, сразу в трактир идут, выпивают крепко, но пьяными никогда их не видели. У деда Ивана пять сыновей и пять дочерей было. Народ был крепкий, весь в него, знаменитые цыгане. Рома, одним словом. Про такой случай рассказывают. Сидят как-то цыгане в трактире «Европа», чаи гоняют — цыганское дело. Любят цыгане чай! А возле них пацаны цыганские вертятся — Володька Вербицкий, сын деда Ивана, про него особая история будет, и Иван Питерский, его друг. Вертятся и вертятся, лет по девять-десять им было. Цыганята, одним словом. А тут мужик один в трактир заходит и начинает интересоваться, как бы ему лошадь подороже продать. Вот ведь какое выходит дело! Пацаны того мужика обступили:

«Дядя, давай мы поможем, сам знаешь, цыгане мы, по лошадям нам равных нет».

Мужик усмехается, а все же склоняется к тому, чтобы цыганятам поверить. Не раз и не два он слышал, что цыганские ребята — спецы по конскому делу. Тут же и взрослые цыгане сидят, а мужик к ним подойти побаивается, думает, те его облапошат. А тут — цыганята, какой вред от них, их самих можно надуть: лошадь подороже продать и за услуги поменьше заплатить. Поломался мужик, поломался и согласился:

«Ведите, пацаны, на Конку — это так Конный базар назывался».

Радость у цыганят огромная. Повели мужика с лошадью на Конку. Поторговались, продали лошадь. Получили свою плату, конфеты, что ли? Уже не помню точно, про что рассказывали. В общем, плата пустяковая. Подходят пацаны к деду Ивану и говорят: отец, так, мол и так, помогли мы мужику лошадь продать и конфеты заработали. Похвалы ждут от деда. А дед им говорит:

«Вы пока погуляйте, я вас позову».

Они пошли в сторонку, а через некоторое время дед их подзывает, достает кнут из сапога и — одного кнутом, а второму кулаком в глаз. Вот как дед поблагодарил пацанов за то, что мужику лошадь помогли продать.

«Ты что, отец, дерешься-то? — закричал Иван Питерский. — Что мы плохого сделали?»

А дед им отвечает:

«Что лошадь хорошо продали, это ваша заслуга. А вот то, что ко мне не подошли и не посоветовались об этом деле, ваш промах. За это я вам науку преподал. А в общем-то вы молодцы!»

Юра вздохнул и продолжил:

— Судьба у Володьки, сына деда Ивана, была трагической, все цыгане про то знают. Сел он в свое время, году в 1938-м кажется, за конокрадство. Сел на «червонец». На Колыме отбывал. В большом «авторитете» был Володька среди блатных. По зоне в кожаном пальто расхаживал. Вор был «в законе». Уважали его. Надоела ему неволя, и ушел он в побег. Удачно ушел. Всю округу держал в страхе, побаивались его. Сам суд правил — и не только над цыганами, но и над остальными блатными. Известный чёр. Но все же добралась до него власть — то ли выдал кто, то ли еще что-то, но поймали. Году в сороковом, кажется. Расстрел ему вышел. Вот так и окончил свои дни…

Да, ромалэ, Вербицкие — известный род. Всякий народ среди них был. И барышники знаменитые, и артисты. Вербицкие были с ленинградскими Бауровыми в родстве. Колька Бауров — Питерский — был женат на Наде Кисилевой, сестре знаменитой Ляли Черной. Это были цыгане-«бобры». Кликуха такая. А Ольга Баурова была знаменитой танцовщицей. Ну и другие дела, ромалэ… Вот как-то ювелирный магазин взяли. Про то дело много шумели…

— Это все старина, — сказал кто-то из цыган, — а по ювелирке Батя был знаменит. Дело с брюликами слышал, какое он провернул?