Волки

— Значит, это ты Бамбая пришил? — спросил Батя.

— Я, а то кто же! — мотнув головой, коротко. ответил Седой. — Большие бабки я им отдал за голову Бамбая, как они и просили. Но все равно не отстают. Не пойму я что-то, зачем им моя жизнь понадобилась? — с досадой закончил Седой.

— Креста на них нет, — помолчав, ответил Батя, и было непонятно: смеется он или говорит серьезно.

Он сделал резкое движение, рубашка приоткрылась, и на его широкой безволосой груди Седой увидел наколку — православный крест со всеми регалиями, как и полагалось по Батиному рангу.

— Да, брат, положение… — покачал головой Батя. — А помнишь? Правда, давненько это было, поди, уж лет двадцать прошло. Вся Москва про то дело шумела. Брюлики тогда многих интересовали, да немногие знали, как их взять. Я-то знал!.. На фронте нами, «смертниками», командовал молодой капитан. Он тогда даже «Героя» получил. А потом в одном из боев ему ноги оторвало. И наши пути разошлись. После войны прознал я, что тот, бывший комбат, теперь директор большого столичного магазина, в котором «ювелирка» была. И разработал я тогда план. В том магазине было много разных рабочих, не только ювелиркой там занимались, и радиоаппаратурой, и прочим. Публика разношерстная в магазине болталась. Ты тогда еще внедрил своих людей в магазинную подсобку. Им надо было разузнать, когда, в каком количестве поступают брюлики с фабрики. Помнишь?

— Как не помнить, — вздохнул Седой.

— …Вот и разузнали. Потом я приехал к своему бывшему комбату. Выпили мы с ним коньячку, рюмку-другую, вспомнили былое. Что говорить, трудно мне было его подставлять, но дела требовали… Посетовал я, что тяжело стало стоящую вещь купить — кругом обман! Вызвался комбат помочь. Да за неимением времени поручил показать товар своей заместительнице. Про эту бабу я все знал. Рыльце у нее было в пушку. Быстро мы с ней договорились. Помогло моему делу умение другого человека понять, в душу к нему заглянуть, да еще кабацкое угощение, дармовое конечно. Поводил я ее по кабакам, она и сникла…

— Потом пришла большая партия золота с бриллиантами, — вставил Седой, — и мои люди три ночи над ней старались: вместо настоящих брюликов — стекляшки ставили. Много миллионов ты тогда взял, Батя.

— Да, но все это через некоторое время открылось, как всегда совершенно случайно. Ту бабу, заместительницу, пришлось замочить. А комбат сел на «десятку». Невдомек ему было, что это моих рук дело…

— …Отец, может, еще чего принести? — незаметно вошла в комнату дочь Бати.

— Да нет, дочур, нам уже пора, — вставая, ответил Батя.

И когда женщина вышла, сказал Седому:

— Укрою я тебя. Тех, от которых ты скрываешься, я немного знаю. Люди серьезные, что порешили — сделают, не отстанут.

— Спасибо, Батя. Век помнить буду. Может, и пригожусь еще? — Седой тоже встал и подошел к Бате.

— Ладно, ладно. Сейчас тебя мои корешки на хазу к старому знакомому отвезут. Доктор туда к тебе приезжать будет, я его предупрежу. Собирайся, Седой.

Люди Бати пришли быстро, и уже через полчаса Седой оказался на «хазе», где-то в районе Измайлово. В квартире его встретил преклонного возраста, плотный, стриженный под «бокс» мужчина. Коротко сказав «здрасте» и ни о чем не спрашивая, он провел Седого в глубину большой квартиры и показал комнату, где тот будет жить. Потом прошли на кухню, попили чайку, познакомились. И — разошлись по комнатам спать.

Утром приехал доктор Володя и сделал перевязку. Потом стал приезжать через день. Они ни о чем не разговаривали, но однажды, когда пили чай на кухне, Седой, вроде бы уже привыкнув к Володе, поинтересовался:

— Володь, ты где работаешь-то?

— Раньше в больнице трудился, оттуда и навык — раны лечить.

— Понятно, — сказал Седой. — Батю давно знаю, а про тебя что-то ничего не слыхал.

— Что, Батя обо всем будет говорить, что ли? Да и не до того ему. Здорово он болен — сахарный диабет у него. Прямо-таки замучил…

— Да знаю, знаю…

— Вот в больнице мы с ним и познакомились. Стал я ему помогать, — Володя отвечал коротко и как бы нехотя — видно, не хотел откровенничать с не совсем еще знакомым человеком.

— А в больнице долго работал? — спросил Седой.

— Да прилично.

— Насмотрелся там, поди?

— Было, было, — сказал Володя. — Сначала фельдшером работал. А старшим в нашей бригаде был один врач. Он идею и подал. Гнида, конечно, а не врач. Выезжали к тяжелым одиноким больным. Делали укол снотворного. Когда больной засыпал, искали деньги, ценные вещи. Если находили — делали укол, вызывающий остановку дыхания. Звонили в «перевозку трупов» и спокойно возвращались. Было все это, было, куда деваться?

— Да, парень, не знаю, какой ты врач, а человек ты, прямо тебе скажу, неважнецкий, если такое творил. — Седой сплюнул.

— Поначалу я переживал, — продолжал Володя, — а потом привык. Там такие дела творились, что Боже ж ты мой! Ну, я тебе как-нибудь при случае расскажу.

И неожиданно завершив разговор, Володя быстро ушел. «Зря я ему про все это ляпнул», — думал он по дороге. А Седой, оставшись один, не скучал, ему было над чем поразмыслить…