Волки

До вечера оставалось еще много времени, и Седой не торопясь начал приводить себя в порядок: он побрился, надел серый выходной костюм и темную рубашку, из-под воротника которой виднелся край тельника. Сапоги решил не надевать и облачился в столь нелюбимые ботинки (приходится терпеть!). Потом он открыл ящик маленького столика и достал оттуда пачку фотографий. На одной из них юный Седой был снят возле голубятни. Он стоял в окружении блатных, которые с восхищением — а его не могла скрыть даже давняя фотография — смотрели на своего вожака. Усмехнувшись, Седой положил фотографию в карман. Взял и свой любимый выкидной нож, который редко носил с собой. Владел он им мастерски. Посидев минут пять в раздумье, Седой встал и, аккуратно заперев за собой дверь, вышел из комнаты.

Седой прибыл к семи часам. Гостей еще не было. Ленька жил один, и «порядок» в его однокомнатной квартире был чисто мужской: везде набросано, на столе немытая посуда и пепельница, полная окурков.

— Ну, ты даешь, — сказал Седой, — как в хлеву у тебя. Как же твои мальцы здесь гулять будут?

— А пусть они сами и прибираются или подруги ихние. Им гулять, им и заботиться. Только одного я не могу понять, как ты с ними поладишь, не знаешь ты их, современных-то. Им слово — они в ответ десять, да и злобы в них, не дай Бог.

— Поглядим, — спокойно ответил Седой, — не торопись… Ты-то помнишь, как вы в детстве шкодили?

— А как же, — с готовностью отозвался Ленька. — К дверям деда, который на первом этаже в подворотне жил, лом ставили. Среди ночи стучались к нему в окно. Дед выбегал в исподнем, натыкался на лом, лицо в кровь разбивал. Потом в ярости мчался за нами, а мы — врассыпную. Иногда ловил кого-нибудь и пинка давал. Не бил особенно, но пинка давал. Или еще: бросали деду кошку между рам, и она всю ночь мяукала, а дед думал, что это пацаны под окнами балуются…. Вот так и не давали деду спать. А еще донимали профессора. Протягивали веревку от сквера, где прятались, к профессорскому окну, привязывали камешек к веревке и каждые пять минут дергали. То и дело профессор выбегал, не до работы ему было… Помню, засек однажды Макей, как к Нинке в котельную плотник пришел. Ну и выстроились пацаны в очередь, чтобы поглядеть на «взрослую» любовь. А Макей деньги за это собирал. А потом он по дурости крикнул: «Оставляй!», так плотник, чуть ли не без штанов выскочил. Все разбежались, а Макей не успел. Но плотник его в запале и не заметил, а то бы угрохал… Бывали и мирные дни. Когда на Воробьевку ездили в футбол играть, то не шкодили. После игры в Москва-реке купались, загорали. Среди нас всякий народ был: шуты, балагуры. Шутов звали «шестерками», их на подхвате держали…

— Среди блатных все по-другому было, — не дав Леньке закончить, заговорил Седой. — А какие они, эти, ну те, что с твоим племянником шляются?

— Э, Седой, разве это опишешь? Тут чутье подскажет. Ты с этим сам разберешься…

— Что ж, раньше разбирался и сейчас разберусь… — согласился Седой.

— Многое тогда было, да сплыло, сейчас все другое. Одно могу тебе точно сказать, Седой, пацаны теперь — совсем другие. Те, которых я сейчас наблюдаю, прежних бы быстро поломали. Вот хоть племяш мой: передо мной-то красуется, но гнильца в нем какая-то есть. Он и его дружки только бабки уважают, а человека в грош не ставят. Им ерунда, что старика, что старуху укокошить… И не икнут даже! Мать родную за копейку не пожалеют…

— Поглядим, — тихо сказал Седой, — что это за материал…

Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул парень, он как бы проверял: чисто ли, нет ли посторонних?

— Кто это у тебя?

— Заходи, заходи, не бойся, — сказал Ленька, и, услышав знакомый голос, парень наконец вошел.

Еще раз оглядевшись по сторонам и как следует рассмотрев Седого, племяш присел к столу.

— Чаю хочешь? — спросил Ленька. — Или поешь чего?

— Нет, скоро мои кореша появятся. У вас надолго разговоры?

— Ты что же это, парень, нас выгоняешь отсюда? — усмехнулся Седой. — Негостеприимно это.

— Вам же неинтересно будет, молодняк соберется.

— А может, я хочу на них глянуть, какие они сейчас?!

— Гляньте, гляньте, но ненадолго…

Седой рассмеялся.

— В наше время народ не такой ершистый был — почтение оказывали.

— Он и не обижает никого, — заступился Ленька, — просто не привык еще к тебе. Они к чужим настороженно относятся.

— Какой же я чужак, если к тебе в гости пришел? Чужие в гости не ходят.

— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал Ленька, — ты, Валерка, тоже потише, это Седой, я тебе о нем говорил.

— А… — протянул Валерка, — Седой, значит, — гроза бывшая.

— Как ты думаешь, Ленька, пристально глядя на парня, сказал Седой, — дать этому мальцу по ушам для почтения или нет?

— Но-но, дед, — приподнялся Валерка, — ты не очень, а то я тебя быстро навострю отсюда.

Седой неторопливо вытащил что-то из кармана и положил на стол рядом с собой. И когда Валерка рванулся к Седому, то взгляд его словно сам собой натолкнулся на раскрывшийся нож. Он отпрянул.

— Ну ладно, ладно, чего ссориться, — пробормотал заметно притихший Валерка.