Волки Дикого поля

– Ин добре, – не стал противоречить ей странник. – Не пужайтесь меня, люди добрые, я из благословенных Печор киевских, имя мне Варлаам. Несу свет веры Христовой на мордовские украины – эрзю северную и мокшу южную.

– Трудна стезя тебе досталась.

– А я и сам её выбрал. Стезя трудна, – согласился Варлаам, – да дело Божье. Давно иду, шибко устал. Не подадите ли водицы испить?

Коловрат метнулся до колодца, принёс воды в берестяном ковше.

Странник пил, тяжело дыша, как измученная лошадь.

Тыльной стороной ладони утёр усы и бородищу, поблагодарил.

– Ложись на лавке, – сказала Меланья. – А потчевать тебя нечем, уж не взыщи бедных людей… Хотя погодь, – всполошилась она, – кус хлеба припрятан для сына, ежели уж вовсе оголодает.

Она принесла завёрнутый в портно[1] небольшой кусок хлеба.

Странник принял с поклоном и стал неторопливо жевать. Крошки сбирал в ладонь и отправлял в рот.

– На доброе здоровье! – пожелала Меланья.

– Добрые вы люди, простые и душевные, – изменившимся голосом ответил Варлаам. – И за доброту вашу несказанную будет вам слово моё заветное.

Лучина едва освещала скудную утварь в избе, но Коловрат навсегда запомнил вещание странника и его почти иконописный лик, который, казалось, источал благое сияние.

– Сын твой, матушка, скоро войдёт в силу, славный из него выйдет ратник, а потом и воевода могучий. Но настоящим воителем, которого будут помнить во все времена, во всех градах и весях, станет твой внук, имя которому – защитник и поборник земли Русской.

– Аминь, – ответила Меланья, дрожа всем телом.

Коловрат благоговейно перекрестился и наивно переспросил:

– Батюшка, а как будут звать его?

– Кого, чадушко?

– Внука матушки Меланьи.

– Ипат, – уже засыпая, ответил странник. – Ипатий, чадушко…

– Ипат? – засомневался отрок. – Ипат сиречь воевода? Да как возможно?..

Но странник не мог ответить, он спал.

…Ранним утром Варлаама в избе не застали, он ушёл, оставив на столе каравай ржаного хлеба, туесок с медом и большой кус вяленой медвежатины.

2

…Настоящее имя себе Коловрат заработал вскоре после того, как миновала его четырнадцатая весна.

Это случилось во время одного из половецких набегов на Рязанщину летом 1194 года.

Ранним утром надрывно и беспрерывно трезвонил колокол, возвещая о беде.

С южной стороны на Фролово, пригнувшись и дико гикая, скакали чужие всадники на косматых лошадёнках.

Неистово залаяли псы по дворам, следом за ними замычали коровы, заблеяли овцы, заплакали дети: всё живое проявляло животный страх и беспокойство.

С окраины веси донёсся приторный запах тлеющей соломы – загорались крыши.

– Кочевники! – раздался страшный крик. – Половцы!

Старики и женщины кинулись искать спасения, они бестолково метались от избы до риги, кричали не своим голосом, сзывая деток, изнывали едучей тоской, вспомнив, что их защищать некому, все мужики далеко – на покосе.

Коловрат тоже собирался идти на луга, дотачивал косу небольшим каменным оселком. Вначале он вздрогнул от крика, потом его лицо исказилось ужасом и жалостью, когда увидел, что пронзённая стрелой соседская бабушка Пелагея упала и больше не встаёт, только вздрагивает изредка.

Половцы дико орали, словно подпитывая в себе недостающую храбрость, метали наугад стрелы, махали кривыми мечами, шарили по дворам и ригам, врывались в избы и хватали всё, что попадалось под руку.

Было их немногим больше десятка. Зачем пришли во Фролово, и вовсе непонятно: жили здесь чёрные люди, дворов немного, даже тиуна-управляющего своего нет, приезжал взимать подать из Неринского городка.

Меланья выбежала в ограду, заслышав визги и крики.

– Кто это? – спросила, мертвенно побледнев.

– Степняки клятые, – ответил Коловрат. – Тебе, матушка, надобно спрятаться.

– Убегай, – попросила она тихо. – Очень тебя прошу, сыне, беги на луга, зови подмогу, авось отобьёте нас…

Тем временем разбойники стали вязать детей и женщин, которых успели изловить.

В избу Меланьи забежали двое в кожаных шлемах с медными бляхами, деревянных доспехах, обтянутых бычьей кожей. За широким поясом у каждого по два больших ножа, кусок верёвки, кривой меч в правой руке да округлый щит, больше похожий на крышку от деревянной кадки, в левой.

Не обращая внимания на хозяев, ворвались, круша входные двери, перевернули стол и лавки, зло посрывали с потолка пучки трав, громко переговариваясь меж собой.

– Сыне, молчи, – тихо шептала матушка, – пусть заберут, что хотят, пропади они пропадом…

Не найдя ничего, кроме пары старых мисок на столе, степняки расшумелись, перебивая друг друга. Один схватил за руку и потащил за собой Меланью, другой стал показывать Коловрату на верёвку, чтобы дал себя связать.