Обида за матушку поборола чувство страха и неуверенность. В руках была коса, и отрок Коловрат использовал её как оружие. Замахнулся со всего плеча и сам закричал диким зверем. Молодой половец, по виду ровесник Коловрата, испуганно заверещал, но увернуться не успел и получил остриём прямо по лицу. Пискнул жалобно, бросил меч и стал зажимать рану руками. Вида крови испугался и Коловрат, он застыл на мгновение, но матушка была в беде, потому, поборов робость, кинулся ей на выручку, потрясая железным лезвием мирного орудия труда.
Бросив Меланью, второй степной разбойник вскочил на коня и поскакал к своим, громко взывая на ходу.
– Храбрецы, – посмеялась Меланья. – Один отрок перепугал половецкую орду… Нечего сказать.
– Матушка, убегай! – тихо отвечал Коловрат. – Они сейчас вернутся. Пожалей меня, родимая, уходи, Богом заклинаю.
– Нет, сыне, – отвечала она, – если суждено отдать душу Господу нашему, то я подле тебя, ибо жить без тебя я не сумею. Мы разом умрём здесь.
Она взяла в свои хрупкие руки палку, чем-то отдалённо напоминающую ослоп-дубину, готовясь защищаться, сколько хватит сил.
Так и стояли они посреди рязанской веси, затерявшейся в непроходимых лесах, двое одиноких людей – мать и сын, – готовых насмерть биться со степными налётчиками.
Половцы тем временем оставили связанных пленников и стали торопливо совещаться, недоумённо разводя руками, словно не понимая, как такое могло случиться. Гикнули на коней, растянулись цепью и неторопливо двинулись в сторону Коловрата и Меланьи.
– Прости меня, родненькая, если был в чём-то виноват перед тобой, – сказал юноша, невольно всхлипнув. – Я от них не побегу, потому как отче мой станет недоволен мной на небеси. Я – сын княжьего дружинника!
– Ты – сын храброго Гаврилы, – блеснув слезами, отвечала Меланья. – Господь нам всё простит. И ты прости меня, сыне.
– Прощай, родимая! – крикнул Коловрат и ринулся навстречу врагам, размахивая косой.
Он не ощущал страха, перед его глазами была бабушка Пелагея, которую они убили, убили просто так, ради забавы…
3
…Первые стрелы, казалось, прилетели ниоткуда. Четыре половчанина, аккурат из середины, вывалились из сёдел, роняя мечи и щиты.
Из-за ближайшего овина появился отряд всадников в остроконечных блестящих шлемах, с червлёными – красными, острыми книзу щитами, в отливающих серебром кольчугах.
– Никому не давайте уйти! – послышался зычный голос. – Руби половецкую погань!
Ещё несколько стрел попали в цель. Пятеро налётчиков повернули коней, желая спастись бегством. Их догнали и порубили на ходу.
Всё было кончено за несколько минут.
– Это кто ж такой смелый? – спросил высокий статный воин в блестящих доспехах и алом княжеском плаще-корзне, указывая на Коловрата.
– Сын вдовы-травницы, – отвечали женщины, сбившиеся в кучу. И тут же запричитали: – Защитник ты наш благостный… Спаси тебя Господи, добрый княже!
– Поплачьте, бабы, но не шибко, времени мало у нас, надо далее идти вышибать погань половецкую с земли нашей. Да и то чудо, что мы вовремя оказались рядом.
Он слез с коня, кинул поводья ближнему ратнику и подошёл к бабам.
– Как именем?
– А никак, все Коловратом кличут.
– Негоже. Послушайте меня! – властно сказал незнакомец. – Коловрат сие есть коловращение беспорядочное, ничего не значит имечко такое. Я – князь Святослав Глебович – говорю вам, запомните сами и другим передайте: отныне этого отрока зовут Лев. Ибо как лев, не устрашась многочисленности, кинулся на ворога лютого, подлейшего… Подойди ко мне, сыне.
Коловрат (отныне Лев Коловрат), во все глаза глядя на князя, робко приблизился.
– Смелее, сыне, – подбодрил его князь Святослав. – Али князей не видывал?
И воинские люди, и деревенские, собравшиеся вокруг, дружно рассмеялись.
– Точно, батюшка-князь, князей видывать ещё не доводилось, – тихо отвечал Лев Коловрат, земно кланяясь.
Князь Святослав по-доброму усмехнулся и погладил льняные вихры отрока.
– Будет из тебя добрый молодец.
И вьюнош, никогда не знавший отцовской ласки, вдруг заплакал навзрыд.
– Ну-ну, супротив половца стал не задумываясь и не слезясь, а теперь что ж? – мягко укорил его князь Святослав.
– Это он от радости великой, пресветлый князь, – отозвалась матушка Меланья, принимая сына в объятия и сама обливаясь слезами.
– Подойди и ты ко мне, – позвал Меланью. – Да брось плакать, жив твой сыне, слава Господу.
Она подошла и поклонилась.
Святослав Глебович жестом попросил не делать этого, добавив при том:
– Не кланяйся мне, не икона. Это я тебе кланяюсь, мать рязанская, ты взрастила настоящего защитника земли нашей. Сколько отроку лет?
– Четырнадцать минуло.
– Сбирайтесь, отправитесь со мной. Беру его к себе, в нём есть гордость стоящего ратника – не побежал от ворога лютого, не побежал…
И хитрым взглядом обведя вкруг собравшихся, добавил:
– Хоть бы и устрашился. А всё одно стал крепко… Смерти не боится только дурень стоеросовый, но долг рязанского витязя пуще всякой смерти. А сие есть витязь.
Любили дружинники своего князя и за меткое слово, и за доброе сердце.
Так решилась судьба простого деревенского паренька, которого отныне звали Лев.