Волки Дикого поля

Макарий задумался.

– А настанет ли когда-нибудь время, в коем правда станет брать верх над кривдой? И перестанут ли православные истреблять друг дружку нещадно, в угоду ворогу внешнему? Не ведаю. Господи, просвети…

Пождал немного и, внезапно посветлев ликом, сказал облегчённо:

– Спасибо, Господи! Просветлил… Я верую, я истинно верую, что всё это случится и князья станут разумом править, а смерды и ремесленники ответствовать любовью и верностью. Что когда-нито наступит золотой век и мы, сирые, убогие и бесполезные, сумеем уцепить хотя бы его малый краешек. А иначе как? Иначе ждёт нас геенна огненная и заторы ледяные. Нет. Быть того не может… Ты ведь милостлив, Спаситель наш, ты ведь укажешь истинный путь своей заблудшей пастве.

Торопливо возжёг лучину от лампадки, воткнул в щель на полочке и взял в руки писало.

«…Случилось это в месяц цветень-апрель 1216 года.

Нет уряда меж князьями, нет правды на Руси!

По кончине великого князя владимирского Всеволода Юрьевича, да хранит Господь Вседержитель его бессмертную душу, его сыновья Константин и Юрий стали власть делить в княжестве, а всё никак не могли…

По завещанию великокняжеский стол принадлежал Юрию, который его занял не мешкая, по старшинству – Константину, лишённому родителем права наследства незадолго до смертного одра.

Старший того родительского решения не принял, считая злокознием бояр. И похотел стать в стольном граде силой. Сказал он Юрию: иду на Владимир. Юрий воспротивился и призвал на помощь брата своего – князя переяславского Ярослава.

Прослыша о княжьей которе, из Новгорода на помощь Константину пришёл князь торопецкий и новгородский Мстислав Мстиславич по прозвищу „Удатный“, сиречь „удачливый“. Спехом пришёл, потому как браниться возлюбил со младенчества.

„А и пошто разговоры разговаривать? – сказал Мстислав-князь. – Биться надобно“.

„А мы вас конской сбруей закидаем!“ – ответствовали князья Юрий и Ярослав устами храброго витязя Ратибора.

Заржали кони, зазвучали трубы, бубны, коих у новгородцев было шестьдесят, а у владимирцев – сорок…»

Дойдя до слов этих, Макарий призадумался: боязно на Руси говорить правду, страшно – не говорить…

4

«За что, Господи? Почему Ваньша?» – вновь и вновь неведомо кого спрашивал Александр Леонтьевич, не надеясь получить ответ.

Уже и месяца не стало, уже и утренние лохмы сумерек подбирались к воротам княжьего дворца, а Попович всё мучился воспоминаниями, вновь и вновь проживая тот горестный день…

Прикрывать торопецкого князя поручили Ивану Поповичу и его оруженосцу Нестору.

Копья летели беспрерывно, стрелы сыпались дождём и с той и с другой стороны. Русичи воевали меж собой, применяя одинаковую и тактику, и стратегию. Сколько материнских сердец порвалось в этот день, не в силах выносить тяжесть потери кровинушки. Вот и мать Ивана и Александра тогда пала без чувств, ровно в ту минуту, когда Ивану был нанесён смертельный удар.

Лучший витязь Юрия Всеволодовича огромный Ратибор, разметав всех, уже занёс свой двуручный меч над Мстиславом. У того вздыбился конь, и Александр Леонтьевич лишь на миг увидел гримасу ужаса на лице князя Удатного. И гримаса эта никак не походила на воинский оскал.

Иван его спас, приняв удар на себя: «Не замай, Ратша…»

«Брате молодший, как оберегал я тебя ранее, как не уберёг потом… Ведь не его битва эта была, не хотел пускать его – младешенек… А Иван умолял, просил, заклинал именем батюшки родного… Прости меня грешного, Господи! Простите и вы, родители мои, страдальцы».

Силы слишком неравны: Иван был искусным бойцом, но Ратибор намного превосходил его и опытом, и силой.

Мстиславу Удатному вновь сопутствовала удача, он благополучно скрылся, а яростный Ратибор разрубил своим огромным мечом и щит Ивана, и его меч, и его самого. Потом, обманным движением заставив Нестора открыться, разрубил и его наполы – нещадно и жестоко.