Волки и вепри

— Как туда добраться?

— От Восточной Бухты в Оферланде ехать по дороге полраста на запад и от хутора Двойное Дерево ещё немного на север. Возьмёте меня?

— Зачем?

— Что «зачем», Хаген?! — воскликнул Торкель. — Они убили его отца. Тебе не доводилось мстить за родичей, а мне — доводилось. И Хродгар бы меня понял! Парень имеет право…

— Ни к чему, — устало, но твёрдо сказал Хаген. — У Кьяртана будет многовато забот на берегу, так мне думается. А весть о том, что отец отомщён, принесут ветра. Прощай ныне, брат!

— Счастья вам на пути! — откликнулся Кьяртан. Понимал, что Хаген во многом прав, что месть так или иначе свершится, что подставляться под удар вовсе не обязательно, но…

Как бы поступил Лейф Кривой Нос? И как бы он поступил, будь у него Герда? Бобёр не знал.

— Стало быть — будущим летом в Гравике? — ухмыльнулся Сиггейр Сигурдсон.

— Лыжи не забудь, — хохотнул Хаген.

Теперь скажем вкратце, как повернулось это дело впоследствии.

На альтинге долго спорили, но лагеман Эгиль Пенёк сдержал слово. Благодаря ему весь ущерб, понесённый обеими сторонами на той жуткой свадьбе, списали на Радорма Дромунда. Но поскольку он пал, а с ним и многие его родичи, это сочли достаточным возмещением, и ни от Товара, ни от Кьяртана никто не требовал выкупа.

Кьяртан получил обещанное приданое — хозяйство Раудгард и зажил там с Альвдис. Конопляный Двор он подарил своему названному сыну Магни. Там стал жить его кум Армод Сигурдсон и Лингерда, жена его. Говорят, Магни вырос там и стал большим человеком.

Также говорят, что люди с Сухого Берега решили сквитаться с Бобром за Оспака Рябого. Но в том же году по острову поползли слухи, что вскоре после побоища на Вархофе в Восточную Бухту вошёл драккар под рваным алым знаменем с вышитым вороном. Пришельцы одолжили дюжину коней на одном из дворов и споро поехали на запад. Там они напали на хутор Нестадир и перебили всех взрослых мужчин, включая девяностолетнего деда Гримольфа, но не тронули ни женщины, ни ребёнка. Когда их спросили, за какое зло они обрекли мужей Нестадира смерти, чужаки ничего не ответили. Только написали кровью на воротах: «LEIFURSVART». Тогда люди на Линсее смекнули, кто отомстил за Лейфа Чёрного. Те слухи быстро остудили горячие головы с Сухого Берега, и больше торхены не причиняли никому неудобств.

Вальдер впоследствии стал лагеманом на Дымах и был дружен с Кьяртаном. И теперь звали его не Слепым, а Прозорливым.

Кстати, Лафи Хвост, сын Лёрмунда, выжил. Он до конца дней своих оставался калекой и уродом. За него выдали Тордис Жабу с Гнилого Двора. Думается, нетрудно сказать, за что получила она своё прозвище, и сами смекните, любо ли было этому Лафи жить с ней.

Известно, что Альвдис родила Кьяртану двух сыновей и дочь. Дочь назвали Сьёрун, в честь матери Кьяртана, а сыновья носили имена Лейф и Хёгни. Говорят, оба они стали достойными людьми. Но счастливо ли жилось их родителям, здесь не сказано.

Если вам случится бывать в тех краях, заверните на Конопляный Двор, и Магни бонд не обделит вас ни едой, ни пивом. Он покажет вам рунный камень. И вот что вы на нём прочтёте, коль достанет учёности:

«Здесь жил Лейф Кривой Нос, сын Лейфа Чёрного с Озёр. Он был объявлен вне закона за убийство Вальда сына Эрвальда и десять зим провёл в викингах. Потом он вернулся и убил Оспака Рябого с Торхенбарда. Он помог Кьяртану Бобру, сыну Лейфа Чёрного, отстоять право на руку Альвдис, дочери Радорма Дромунда. Он пал в битве на Вархофе. Там же его сожгли. Этот камень поставил в память о нём Кьяртан Бобёр, брат его».

Ниже есть мелкая, неразборчивая надпись. Она выполнена «обманными рунами»[77]. Говорят, что читать её следует так:

«Законом страна держится, беззаконием — разрушается»[78].

А другие толкуют так:

«Закон соблюдён, и Польза несомненна».[79]

Правда, сам Магни Армодсон уверяет, что эта надпись означает «Мудакам закон не читан», но трудно сказать, заслуживают ли доверия его слова.

В том же году, глубокой осенью, в Равенсфьорде Хаген держал ответ перед своим хёвдингом.

— Где Лейф? — спросил Хродгар.

— Идём, — сказал Хаген. Знал, что вождь станет на него кричать, не сдержится. Не хотел, чтобы Хродгар дал волю чувствам на глазах прочих.

— Убили?! — гремел Хродгар подобно Хлорриди, гневноревущему богу грозы. — Как это — убили? Что это, скесса-мать, ещё значит — убили? Где ты был, Хаген!?

Хаген молчал. Он был там, со всеми, плечом к плечу с Лейфом. Он до сих пор чувствовал жар погребального пламени, и часто снилась щемяще грустная прощальная улыбка брата.

Хродгар расхаживал туда-сюда, мерил шагами убогий покой, ерошил сапогами солому. Остервенело дёргал чуб. Врезал кулаком по стене. С потолка посыпалась труха.

— Прости, братишка, — могучий вождь обнял Лемминга, — я не со зла…

— Да знаю, что не со зла, — без обиды кивнул Хаген. Тур же проворчал:

— Всё же ты был прав. То была лишняя тысяча. Та тысяча гульденов, которую мы получили в Гримсале. Проклятое злато. Оно сгубило нашего брата! Лучше бы мы зарыли те деньги… — Помолчал и добавил, — скажи, ты ведь с самого начала знал, что всё этим кончится?