Волки и вепри

Альвдис долго молчала. Никто не торопил её. Только Идмунд годи требовал, чтобы его выпустили, но кому было до него дело. Сердце Кьяртана отбивало гулкие удары, словно молот в кузне. Молот его деда, его отца и его брата. Молоты мёртвых родичей стучали в груди живого.

Наконец Альвдис проговорила:

— И рада бы отказать тебе, сын Лейфа Чёрного. И рада бы проклясть тебя, и твоего брата, и всех вас, викинги. Но, думается, вас проклинали так часто, что от моих слов вам вреда не прибудет. И чести вашей мне не уронить. Раз уж такая мне судьба, чтобы выйти замуж по обряду троллей… Да и кто я такая, чтобы отвергнуть такую жертву? Вы ведь ради меня… ради нас…

Не выдержала. Зарыдала вголос на плече любимого. И я клянусь вам, добрые люди, что никто из викингов не удержался, чтобы не смахнуть слезы с ресниц. Кроме разве что Крака и Невстейна Сало, которые остались на корабле. Да ещё, конечно, Хагена.

Потому что это был Хаген. Волки плачут, а лемминги — нет.

— Выпустите Идмунда, — сказал Кьяртан. — Он лбом двери в святилище сломает. И кто-то же должен нас обвенчать, верно?

— Годи утратил эту власть, — Хаген поднялся, накинул верхнюю рубаху, морщась от боли, потом — плащ, зашагал к алтарю. — А другой годи окончательно помер. Эй, бросьте кто-нибудь голову Маргана к остальным! Он заслужил хороших похорон. Молодые, идите сюда!

Кьяртан и Альвдис несмело двинулись к алтарю.

— Я знаю, какие слова должно говорить, — Хаген занял место над священным камнем, обмыл золотую чашу, Даг Длинный подхватил бочонок вина, нацедил до краёв. — И у меня есть власть венчать вас. Это старый моряцкий обычай. Я — хёвдинг в этом походе, я стоял на скиперском помосте, и никто не оспорит моё право сочетать вас браком! Есть возражения?

— Веди обряд, Альварсон, — сказал Кьяртан. — Веди нас.

Викинг зло ухмыльнулся, словно вспомнил какую-то мрачную шутку, но тут же стёр с лица мерзкий оскал и как мог торжественно спросил:

— Помните ли вы, молодые, клятвы верности, которыми обменялись?

— Истинно так, — отвечали молодые.

— Намерены ли сдержать их?

— Истинно так, — повторили молодые.

— Берёшь ли ты, Кьяртан Бобёр, сын Лейфа Чёрного, сына Миккеля Кузнеца, сына Фроди, перед богами и людьми эту девушку в жёны? Станешь ли ей хорошим мужем? Станешь ли заботиться о ней и о ваших детях? Станешь ли ей защитой и опорой?

— Беру, — кивнул Кьяртан.

— А ты, Альвдис Серые Глазки, дочь Радорма Дромунда, сына Рейста Масло, идёшь ли в супруги к этому юноше? Станешь ли хорошей женой? Станешь ли поддерживать огонь в очаге? Станешь ли хорошей матерью вашим детям?

— Что уж тут… — прошептала Альвдис. — Иду. Иду за Кьяртана Бобра!

— Клянитесь на кольце!

Поклялись. Испили из кубка. Вино горчило. Клятвы жгли губы. И солон, как слёзы, как кровь, как морская вода, был поцелуй новобрачных. Викинги гремели посудой и кричали «Vassheill!». А Кьяртан подумал, что это самое дурацкое венчание, которое он видел. И не желал иного.

Уже — не желал.

— А теперь пусть друзья жениха приготовят скамьи и всё потребное, — подмигнул Хаген оторопевшим парням. — Сегодня здесь всё же будет пир. Пир сыновей Лейфа Чёрного!

Вздохнул и добавил:

— А мы проводим нашего брата в последний путь.

С этими словами викинги подняли скамью, на которой лежал Кривой Нос, и зашагали со двора. Самар Олений Рог заиграл походную песню, но Хаген гаркнул:

— Отставить! Играй «Лафи и Йон». Он бы оценил. Братья — запевай!

И вечерний воздух взорвался рёвом из дюжины звериных пастей:

У каждого щит наготове
И меч обнажён.
Наденьте шлемы — и смело вперёд,
Ведёт вас Йон!

Кьяртан шагал рядом. И Бобёр ревел с волками да вепрями.

Шёл с ними и Вальдер Учёный. И не опирался более на трость.

А над западным краем неба, над алой колесницей солнца, раскинулся семицветный хрустальным мост-радуга. Мост в Чертоги Павших. И мнились в вышине улыбки не валькирий, но мёртвых предков и братьев. Предков и братьев, что ждали родича. Пусть он даже поспешил к ним раньше срока.

Буковый Лес дождь обошёл стороной. Нашлось немало годного хвороста. Поковыряли топорами даже старый сухой бук — он умер, ему не больно. Словом, погребальный костёр на опушке сложили добротный. Скамью с покойником водрузили сверху. Лейфа усадили перед пеньком, который на этот случай захватил с Вархофа предусмотрительный Сигбьёрн. Ему выпало быть казначеем после Кривого Носа. На колени Лейфу положили его оружие, рядом поставили клевец, а перед ним, на своеобразном столе — бронзовый кувшин с мёдом и чарку. Хаген набросил мертвецу на плечи плащ с воротником из чернобурки, а Слагфид надел ему на голову свою хвостатую меховую шапку. Ну и злата-серебра не пожалели. Чтобы никто в Вельхалле не сказал: что это, мол, за голодранец тут объявился?

Самар сел поудобнее и затянул тягучую, печальную мелодию. Смычок скрипел и срывался то в плач, то в визг. Потом Самар отбросил инструмент, утирая нос:

— Да ну, не могу я… простите, братья — ну никак…

— Нечего тут прощать, — Слагфид сел рядом, обнял музыканта.