— Я вообще не понимаю, что ты тут делаешь, и кто тебя сюда пустил, — рубил слова сид, наставив на Хравена посох. В навершии, в глубине хрустального шара, разгорались угрожающие отблески. — Странно, что тут кто-то пользуется услугами такого, как ты! Тебе,
Хравен стёр ухмылку с лица, помрачнел, поднялся, молча откланялся и покинул зал.
Хаген и Хродгар переглянулись. Что, мол, ещё за покровитель у братца-ворона?..
— На том, добрые господа, можно бы и закончить, — подытожил Сумарлиди ярл.
Потом на Геладских островах закипели приготовления к войне. Чистились брони, точились клинки, тесались копья, обивались кожей щиты. Штопались паруса. Проверялись корабли. Матёрые вепри шлемов грозно фыркали. Молодые волки моря скалились, давали хвастливые обеты, не могли дождаться похода. Но чёрные вороны тревоги кружили над островами. Старики хмурились, а матери, жёны и сёстры — не скрывали слёз.
Игерна тревожилась, как и прочие девы, но хорошо скрывала чувства: сразу поняла, что Хагену нет дела до её тревог. Ему ни до чего не стало дела: ни до прогулок по берегу, ни до милых бесед, ни до музыки или стихов, ни даже до сладкой ночной истомы. Он со товарищи просиживал за картами, размечая пути будущих набегов, исчисляя дни переходов и необходимую численность войск. Большой зал замка превратился из пиршественного чертога в палату военного совета. Там стало шумно, жарко, накурено и сердито. Вожди спорили, советники едва не тягали друг друга за бороды. Хагена это бодрило. Здесь была стихия Эрлинга, кипящий котёл войны, тинг волков и вепрей. Казалось — одноокий ас ходит меж смертных, сеет зёрна ярости, усмехаясь в бороду. За окнами кричали вороны. Какая уж тут музыка, какие песенки, какие задушевные беседы! Греешь постель, гордая княжна, — хорошо.
Не греешь — обойдусь.
Потому нет удивления, что встречи Игерны и Хагена сошли на нет, а накануне праздника Соммаркема сын Альвара застал благородную арфистку в объятиях Бреннаха Мак Эрка, музыканта из неведомой Ирландии. Было непохоже, что это дружеские объятия. Игерна сидела у юноши на коленях, обвив руками его шею. Заметив Хагена, любовники прервали нежности, не размыкая, однако, рук. Неловкое молчание звенело струной. Наконец Лемминг извинился, отвесил короткий поклон и вышел. Улыбался — не ждал от Бреннаха подобной прыти, и радовался за него. «Может, песню красивую сложит в её честь, — подумал Хаген, — она того стоит».
Висы, которые сам викинг посвящал пригожей дочери Сеаха, были слабоваты, и ему было стыдно перед ней, но — лишь за это. Не за своё пренебрежение. Не за её тревогу.
Вечером пришёл сын Эрка. Хаген сидел у камина, курил и читал «Добычу Аннвена» — знаменитое сказание эридов. Будущих противников, будущих союзников. Бреннах застыл истуканом, смущённый, и громко сопел. Не знал, с чего начать. Хаген бросил, не отрываясь от чтения:
— Что стряслось, дружище? Могу быть полезен?
— Надо поговорить, — негромко произнёс Бреннах.
— Надо — так и говори.
Бреннах оглянулся. В комнате было довольно людно, собратья любопытно поглядывали на арфиста, отвлекаясь от пива и бесед. Мак Эрк пробубнил:
— Не здесь. Это касается нас двоих и Игерны, дочери Сеаха. Посторонние уши ни к чему.
— Мне лень, — отмахнулся Хаген, — и у меня нет тайн от братьев. Говори.
Бреннах шумно вздохнул. С присвистом, как пробитая волынка.
— Хочу разобраться раз и навсегда. Вызываю тебя на поединок. Завтра, на рассвете.
— За благосклонность Игерны? — уточнил Хаген, переворачивая страницу.
Бреннах не выдержал, протянул руку, схватил было книгу — и почувствовал цепкий захват на своём запястье. Хаген осторожно высвободил книгу из пальцев арфиста, отложил её и — наконец-то — поднял на собеседника взор. Спокойный и мирный, как пламя в очаге.
— Ты, дружище, саг наслушался? — ровным голосом спросил викинг. — Тогда ты должен знать: когда двое юношей сходятся на бой за милость девы, всё кончается гибелью одного и изгнанием второго, а дева достаётся третьему. Так было, например, с Гуннлаугом Змеиный Язык, Храфном и красавицей Хельгой[40]
. С другой стороны, знай ты местные обычаи, то не спешил бы звать меня на хольмганг: здесь в ходу не только многожёнство, но и многомужество. Разумеется, с обоюдного согласия. Ты спросил Игерну? Или сам всё решил?— Пусти руку, — прошипел арфист, — у меня пальцы затекли.
— А. Прости, — Хаген разжал захват, отвернулся, глядя на огонь в камине, — прости, крафта-скальд, но я не поеду с тобой на хольмганг. Кому станет лучше от твоей смерти? А от моей? Может, тебе или мне? А может — Игерне? Думаешь, она обрадуется? Поверь, она не из таких. Если она тебе по нраву и ты ей люб — желаю счастья.
— Ты… — опешил Бреннах, растирая руку, — ты что, серьёзно?