— Ну, с вами всё ясно, — сказал Арнульф насмешливо, осмотрев полки, — стойте вот здесь, где стоите, а то я потом вас не соберу. Слушайте и запоминайте! Три знака из рога — наступление, два — стоять на месте, держать оборону, один долгий — общий сбор. Барабанный бой — отступление, но вы его не услышите: один барабан мы потеряли, второй порвали, а третий — пропили.
— Дык, — высказался пожилой пузатый ополченец, — у нас и свой барабан есть…
— Не придётся вам в него бить, — пообещал Арнульф.
День выдался ясный и тёплый, но не жаркий: ветер нёс первую осеннюю прохладу. Белые облака клубились кудрями богинь, стаями величавых лебедей. В зелёных космах дубов уже желтели пряди листвы, под ногами раскинулись подсохшие травы, белел вереск. Воздух звенел от птичьих песен, но над окрестными рощами вилось в тревожном безмолвии вороньё. Стервятники знали: к вечеру им будет чем поживиться.
Хаген подумал, что это очень хороший день, чтобы умереть.
Поле Курои располагалось на возвышении, продуваемом всеми ветрами. Ровное, как чело юной девы: ни морщин-оврагов, ни складок-пригорков, ни ручьёв, ни перелесков. До самого виднокрая — небо и травы. И — между небом и землёй — вражеские знамёна. Десятки знамён. Сотни. Ветер доносил неясный шум — приказы, кличи, пение рогов и валторн, топот башмаков и копыт. Скрип колёс. Тёмное пятно расползалось по краю поля, превращаясь в тысячеглавое, тысячерукое чудовище, с каждой минутой пожиравшее пространство перед собой.
— Стройся! — кричал Арнульф, разъезжая на высоком гнедом коне перед полками. — По местам! Морхи — стоять на месте, фионцы и гелады — вперёд, гравикинги — на левый край!..
Поток с другой стороны поля постепенно замер. От рядов отделилась точка и помчалась навстречу, превращаясь во всадника. Над головой трепетало белое полотнище.
— Снова гонец, — сплюнул Хродгар, — переговорщик.
— А вот я его сейчас… — Слагфид наложил стрелу, натянул тетиву…
— Погоди! — со смехом поднял руку Арнульф. — Может, они сдаться хотят.
Слагфид неохотно опустил лук.
Переговорщик был юн и хорош собой. Не тот, что привёз письмо в первый раз. Арнульф поехал ему навстречу, приветствовал, как положено. Юноша слез с коня, раскланялся.
— Мой король просил передать тебе, Арнейльф Хэн, — проговорил гонец на довольно чистом Скельде, — на выбор одно из двух. Ты можешь сложить оружие, вернуть всю добычу, взятую в Зелёной Долине и в Маг Арта, затем посадить своё войско на ладьи и уйти на Север. Или ты можешь вернуть только половину добычи и стать под знамёна Его Величества Кетаха ан-Морна из клана Ан-Клайдов. Твоя служба будет достойно оплачена, а злодеяния — прощены.
Арнульф серьёзно выслушал, величественно кивнул и молвил:
— Великодушен твой повелитель! Однако, у меня есть и третий выход. Итак, передай достойному Кетаху конунгу: я его выебу и съем. Я это могу и, скорее всего, сделаю.
Гонец молчал. Думал — ослышался. Из-за спины Арнульфа послушались смешки. Седой же положил руку на плечо переговорщику и участливо спросил:
— Наверное, ты не знаешь, что такое «выебать»? Прости, это излишне грубое выражение. Оно означает: совокупиться по-собачьи, сзади. У меня для этого дела заточен толстый сосновый кол. Или можем воспользоваться древком от вашего королевского штандарта. Всё, езжай!
Арнульф сел на коня, развернулся и, не глядя, поехал в гущу рядов северян. Бедолага же гонец утёр лицо, воздел очи горе, шепча то ли молитвы, то ли проклятия, запрыгнул в седло и понёсся назад, раздумывая, как бы повежливее передать королю слова дерзкого старика.
Ответ вождя Ан-Клайдов не заставил себя ждать: людская лава двинулась с северной стороны поля, загибаясь по сторонам исполинскими крыльями. Кетах намеревался взять неприятеля в клещи, и людей у него было предостаточно.
— Ополченцы, — усмехнулся Арнульф. — И мы своих двинем. Это надолго. Передайте приказ и сомкните ряды. Пускай щенки потешатся!
— А нам что делать? — спросил Хродгар.
— Смотрите и наслаждайтесь зрелищем, — улыбка старика превратилась в мрачный оскал, — ваш черёд ещё придёт, уж поверьте!
Арнульф Седой застыл на коне, словно снежное изваяние на камне, всматриваясь вдаль. Весь в белом, как в тот день, когда побратимы пришли к нему на Эйков Двор. Длинная рубаха навыпуск, свободная от вышивки, как и белый шёлковый плащ. Ни оберегов, ни украшений, ни доспехов. Ветер трепал седые космы, солнце било в глаза с восточного края небес, а морской король смотрел на светило, не мигая и не щурясь, как подобает орлу, конунгу среди птиц. И подумалось Хагену, что сегодня Арнульф Иварсон счастлив, ибо вырастил наконец свою судьбу.