Волки не дремлют

Вечером перед Турантаевым лежал ответ из министерства.

— Ну вот, теперь все ясно, — удовлетворенно проговорил подполковник.

Оказалось, что Рудский прибыл в Якутск на три дня позже даты, указанной в командировочном предписании, а в Адычан вылетел, наоборот, на три дня раньше. В Якутске Рудский явился к инспектору отдела кадров той организации, куда его направили, показал авиабилет, где стояло число его вылета из Адычана, и упросил поставить на командировочном удостоверении именно эту дату. Он, мол, встретил в пути давнишнего знакомого, ну и, естественно, эти два дня они отмечали встречу. Вагин рекомендовал Турантаеву выяснить, в какой именно день Рудский возвратился в Адычан, поскольку он попросил того же инспектора дату убытия из Якутска не проставлять.

Познакомив Оллонова с шифровкой, Турантаев предложил ему высказаться.

— А что тут, собственно, высказываться? Ни с кем он, конечно, в пути не встречался, а за эти два дня слетал в Красноярск и обратно. Да и тут, если копнуть поглубже, я думаю, мы многое выясним...

На очередной примерке платья выяснилось, что, прилетев из Якутска, Рудский три дня пролежал в постели, якобы болел, и только после этого вышел на работу. На командировочном же поставил нужную ему дату.

Вернувшись из командировки, Черенков поспешил к начальнику с докладом. Но когда он вошел в кабинет, Турантаев сразу же остановил его:

— Можешь не докладывать. Знаем, что все подтвердилось. Его тут опознал полковник Щербаков, — он повернулся к высокому, плотно сбитому человеку в штатском. — Это тот самый товарищ из Москвы, которого мы так ждали.

Полковник Щербаков пожал лейтенанту руку, спросил, как самочувствие Павла. Голос у него был мягкий, глуховатый. Говорил Щербаков неторопливо, очень четко отделял каждое слово.

— Павел молодец. Он рвется домой, настаивает, чтоб его выписали.

— Напрасно рвется, — улыбнулся полковник. — Мы его все равно не пустим сюда. Мэнсфилд на свободе — Павлу в городе появляться нельзя. Для Мэнсфилда он погиб. — Щербаков умолк. Задумался. — Да, много невзгод выпало на его долю. Жаль парня. Хотел бы я его повидать...

— Вы, товарищ полковник, говорите так, словно знаете его, — удивился Черенков.

Щербаков подмигнул Черенкову, показав в улыбке ряд золотых зубов:

— А ты, лейтенант, не ошибся. Павла я действительно знаю. Даже очень хорошо. Познакомились, так сказать, при определенных обстоятельствах... — Он обернулся к Турантаеву: — Что ж, Айсен Антонович, дело ясное. Надо брать мерзавца. Тем более, что завтра прилетает Вагин. Ему, наверное, очень интересно будет с ним встретиться.

— А как быть с Рудской?

— Допросим, конечно. Правда, вряд ли она что-нибудь знает. Просто одинокая женщина, выходя замуж, полагала, что с появлением в семье мужчины ей станет легче. Он, кстати, был неплохим мужем и отцом. К ребенку и к ней относился хорошо. Не буянил. Зарплату приносил исправно. А что женщине еще надо? Как-нибудь попробуем объяснить ей ситуацию, успокоим, что к ней претензий не имеем... Что ж, посылайте две группы, Айсен Антонович, к Мэнсфилду на работу и домой. Пусть обыщут все как следует. Этот тип без веских улик не заговорит. А я «добровольцем» в КПЗ. Где она у вас тут находится?

Черенков посмотрел на Щербакова, явно сбитый с толку последней фразой.

Когда Мэнсфилда ввели в кабинет, Вагин вспомнил строки словесного портрета. Да, перед ним стоял именно тот, на кого был объявлен всесоюзный розыск. Даже усы и небольшая бородка не сделали его неузнаваемым. Все эти наблюдения заняли несколько секунд, пока Вагин неторопливо прохаживался по кабинету. «Вот ты каков, старый знакомый», — подумал он, прикидывая, с чего бы начать допрос. Наконец, полковник вернулся к столу, и показав на стул, предложил арестованному сесть.

— Не знаю даже, как вас и называть. Запутаться можно, — Вагин слегка улыбнулся. — Начнем с имени, которое вам дали родители. Итак, господин Штейн, — полковник заметил, как дрогнули брови Мэнсфилда, — вы, очевидно, догадываетесь, что находитесь не в милиции, а в районном отделении МГБ. Задержаны вы как шпион и убийца. Так что перейдем сразу к делу. — Вагин снова усмехнулся. Он вспомнил обстоятельства задержания Мэнсфилда и знал, что тот не станет отрицать свою причастность к разведке. Поэтому полковник и добавил слово «убийца», чтобы посмотреть, как тот будет реагировать. Но Мэнсфилд, по крайней мере, внешне остался совершенно спокоен. Он даже как-то укоризненно посмотрел на полковника и молча покачал головой.

Вагина это не обескуражило. Доказательств уголовной и шпионской деятельности «Рудского» у чекистов было достаточно. Причем, в последнем он невольно помог им сам.