Волки не дремлют

— Это можно, — Мэнсфилд опять полез под сиденье. В эту же секунду Егоров с размаху ударил его стаканом в правый висок. Мэнсфилд тяжело осел на рулевое колесо. Егоров немного отодвинулся и стал снимать брючной ремень.

...Первым к машине подбежал Оллонов. Он рванул на себя дверку кабины и, ударив по кабине лучом сильного электрического фонаря, крикнул: «Руки вверх!».

Зажмурившись, Егоров улыбнулся во весь рост и облегченно вздохнул:

— Слава богу! В самый раз подоспели...

— Руки, Егоров, руки! О боге потом вспомнишь!

— Да вы что, Николай Спиридонович, серьезно? — Егоров узнал капитана. — Пожалуйста! Только лучше занялись бы этим типом...

Только теперь Оллонов и подоспевший Турантаев заметили беспомощно уткнувшегося в приборную доску Мэнсфилда, судорожно зажатый в руке Егорова стакан с остатками коньяка и ремень в другой. Они молча переглянулись и облегченно рассмеялись.

— Ты его не с концом? — спросил Оллонов уже тревожно, пытаясь нащупать у Мэнсфилда пульс.

— Нет, я не очень сильно...

— Ну ладно, вылезай. Поедешь с подполковником в отделение. А Мэнсфилда я, Айсен Антонович, на этой машине отвезу.

— Кого-кого? — вытаращил глаза Егоров.

— Там узнаешь.

Егоров пошел к оперативной машине, но вдруг вернулся.

— Николай Спиридонович, там где-то должна быть бутылка коньяку, он меня угощал только что...

— И ты выпил? — капитан не скрывал своего беспокойства.

— Нет, а он успел.

— Интересно, — Оллонов нашел бутылку, аккуратно завернул ее в газету и положил в карман. — Поехали!

В отделении их с нетерпением поджидал Вагин. Распорядившись вызвать к Мэнсфилду врача, он позвал всех в кабинет, молча выслушал доклад Турантаева и с любопытством посмотрел на Егорова.

— Что ж, будем знакомиться, Анатолий Сергеевич! — он протянул Егорову руку. — Кстати, где ваш коньячок-то? Слыхал, вы специалист по этой части.

Егоров покраснел и кивнул на Оллонова. Взяв бутылку, Вагин посмотрел ее на свет, повертел в руках, понюхал содержимое и, улыбнувшись, заметил:

— Он самый. Армянский. Дайте-ка мне стакан.

Он налил коньяку в стакан, снова понюхал и развел руками: «Коньяк»!

Полковник еще раз поднес бутылку к электрической лампочке и более внимательно осмотрел ее. На одной из стенок он обнаружил странное утолщение. Что это, брак? И на горлышке тоже? Здесь был чуть заметный стеклянный бугорок. Вагин нажал на него пальцем, и он легко ушел внутрь.

— Ого! — произнес полковник, и все вопросительно посмотрели на него. — Вот, полюбуйтесь! В стенке-то тайничок, а в нем-то уж наверняка не коньяк. Понятно?

Егоров побледнел, а Оллонов, подтолкнув его в бок, прошептал: «Не зря ты, оказывается, бога-то поминал».

— Ну, а что вы еще привезли, так сказать, на закуску? — спросил министр у Турантаева.

— Фотоаппарат-магнитофон, сверток с документами, ампулу с ядом, — ее нашли в воротнике рубашки Мэнсфилда.

— Аппарат не работает, я его нарочно сломал, — объяснил Егоров. — А документы — это черновики первого варианта прибора Орешкина. Мы его забраковали...

— Это все?

— Нет, у меня еще мины есть, — вспомнил Егоров.

— Что?

— Мины. Он велел мне положить их в сейф, а я не положил, — и Егоров вытащил две плоские металлические коробочки.

В кабинете стало тихо. В первый момент никто не шелохнулся, но уже через секунду Оллонов протянул руку к минам, как бы нечаянно встав так, что отгородил Егорова от всех остальных.

— Осторожно, — крикнул Турантаев, но Егоров спокойно положил мины на стол и сказал, что не взвел взрыватель вопреки указанию Мэнсфилда.

Министр подошел к Егорову и взял его за плечи.

— Спасибо, Анатолий Сергеевич. Сегодня вы очень помогли нам. Мы все рады, что не ошиблись в вас. И все же, почему именно вас он выбрал себе в помощники?

— Я сейчас расскажу, — Егоров заволновался. — Мне скрывать нечего. Познакомились мы, в общем-то, случайно, у кого-то из моих приятелей. Разговорились. Человеком он оказался общительным, интересным собеседником. Мы стали часто встречаться. Рыбачили, охотились — развлечений-то здесь не очень много. Иногда выпивали вместе. В этом он, кстати, знал толк. Рудский к тому же оказался щедрым, одалживал мне деньги. Как-то раз в разговоре он упомянул о судьбе моего отца, но больше к этой теме не возвращался. А сегодня он вдруг заехал ко мне днем и предложил прокатиться. Время у меня было, и я согласился. Выехали мы с ним за город, он остановил машину, закурил и показывает мне какую-то бумажку. Знаете, что это было? Расписка! Моя расписка в том, что я брал у него деньги. Ну и что, говорю, брал, так отдам, хотя и не помню, чтобы давал такую расписку. Нет, он говорит, не все так просто. Деньги ты, мол, брал у меня, но принадлежат они не мне. Кому же, спрашиваю. Тут он и назвал свой разведцентр и предложил мне работать на них. Я промолчал. Тогда он стал угрожать, сказал, что достаточно послать эту расписку вам и меня тут же арестуют. Больше того, прокрутил мне пленку с одним нашим разговором, в котором я, каюсь, наболтал лишнего. Что мне оставалось делать?

— И вы согласились? — Вагин прищурился.