Волки не дремлют

...Дело в том, что задержание Мэнсфилда произошло не совсем так, как намечалось. С тех пор, как его опознал в аэропорту Оллонов, за Мэнсфилдом шло неусыпное наблюдение. В эти дни и был отмечен его подозрительный контакт с неким Егоровым. Они встречались довольно часто, на служебной машине Мэнсфилда выезжали на охоту и рыбалку, иногда вечером заглядывали в ресторан. Желанным гостем Егоров был и в доме Рудских. Правда, они были людьми общительными, имели много знакомых, часто приглашали гостей и сами охотно принимали приглашения. Но Егоров... работал вместе с Иваном Александровичем Орешкиным. В последнее время он стал его основным помощником и, естественно, имел доступ к важным документам.

Напрашивался вывод, что убрав Марченко и Павла, Мэнсфилд нащупывал новый путь к Орешкину и к секретным работам экспедиции.

Материалы, собранные на Егорова, были несколько противоречивы. Молодой, способный специалист, он работал увлеченно и творчески. Руководство экспедиции характеризовало его как перспективного ученого. Правда, была замечена его излишняя любовь к хорошим коньякам, что вполне мог использовать Мэнсфилд. Был у шпиона и козырь покрупнее. В 1923 году отец Егорова, мобилизованный местными тойонами в одну из банд белобандитов, был убит в бою с отрядом Строда. Но это обстоятельство козырем мог считать, по мнению Вагина и Турантаева, только Мэнсфилд, не знающий да и не способный понять реальной жизни республики. Так что, скорее всего он должен был споткнуться на Егорове, советском молодом человеке, образованном, отлично понимающем сложную драматическую обстановку времени гражданской войны и горькую судьбу забитых, темных крестьян и батраков, силой и обманом вовлеченных в контрреволюционное движение. Но в таком случае Егоров мог стать очередной жертвой: Мэнсфилд не любил оставлять свидетелей своих неудач, да и друзей тоже не щадил.

Вечером того дня, когда оперативная группа отправилась, чтобы задержать Мэнсфилда, последнего не оказалось ни на работе, ни дома. Не успел Турантаев дать дополнительные распоряжения, как позвонил Черенков, дежуривший у конторы экспедиции. Торопясь и волнуясь, он сообщил, что в переулке за конторой обнаружил служебную машину Мэнсфилда. Фары погашены, в кабине двое. «Что же делать, что же делать?» — волновался Черенков.

— Не суетись. Следи за ними. Сейчас выезжаем к тебе.

Как раз в это время из окна котельной, где был телефон, лейтенант заметил, что кто-то вышел из машины и не торопясь направился к экспедиции. Вот открылась дверь, и в ярко освещенном проеме Черенков сразу узнал Егорова. Он снова позвонил Турантаеву, но тот уже уехал и трубку снял Вагин.

— Егоров?! — переспросил министр. — Странно... Неужели мы в нем ошиблись? Продолжайте наблюдать, а минут через пять встречайте подполковника.

Тем временем Егоров вошел в кабинет Орешкина, задернул на окнах шторы, зажег свет и подошел к сейфу. Минуту-другую он постоял в нерешительности, затем открыл сейф и вытащил папку в черном коленкоровом переплете. В ней было всего несколько листков — краткий отчет о результатах деятельности геологов в прошлом году. Разложив их по порядку, Егоров достал из кармана пальто небольшой черный фотоаппарат и стал снимать документы. Он успел сделать только два снимка, когда в затворе аппарата что-то щелкнуло.

— А, черт! Сломался! — вслух выругался Егоров и убрал бумаги в сейф. Он снова постоял с минуту, неуверенно вытащил из кармана две плоские металлические коробочки величиной с мыльницу, повертел их в руках и решительно сунул обратно в карман. Взяв из сейфа несколько черновиков Орешкина, Егоров погасил свет, раздвинул шторы и покинул кабинет.

Черенков и подоспевшие чекисты группы Турантаева видели, как Егоров подошел к машине Мэнсфилда, сел в кабину. Еще через несколько минут там вспыхнул тусклый свет карманного фонарика, в его желтоватом пятне неясно маячили два силуэта. И вдруг свет погас. Турантаев махнул рукой: вперед!

...Егоров поспешно захлопнул дверку и, с трудом отдышавшись, проговорил:

— Геннадий Петрович, что-то с аппаратом случилось. Почти ничего не успел снять. На всякий случай я прихватил черновики Орешкина.

Мэнсфилд, не глядя, отложил испорченный фотоаппарат, зажег фонарик и бегло просмотрел бумаги. С первого взгляда он понял: это то, что надо.

— Молодец, — тихо и, как показалось Егорову, с чуть заметной недоброй усмешкой похвалил Мэнсфилд. — Что ж, посмотрим, что случилось с этой игрушкой? — он нажал какую-то кнопку, в аппарате что-то тихо зашуршало, и голос Егорова негромко, но четко произнес: «А, черт! Сломался!»

— Понял? — Мэнсфилд открыто наслаждался эффектом. — Не обижайся. В нашей работе это закон: доверяй, но и проверяй. Ну, давай отметим наш небольшой успех и пожелаем себе дальнейших.

Он достал из-под сиденья бутылку коньяку и два стакана, сорвал пробку и налил себе и Егорову.

— Ну, будь здоров!

«Отравить решил, сволочь!» — пронеслось в мозгу Егорова, и он нерешительно повертел в пальцах стакан.

— Ты что? Это же армянский, отборный!

— Закусить бы чем, Геннадий Петрович, — попросил Егоров.