Волки у дверей

Бенжамин поцеловал ее в щеку, но Зое оттолкнула его, скорчив рожицу, как будто от его одежды и кожи под ней все еще пахло подвалом, и побежала к матери, которая шла по дорожке с покупками в обеих руках. Он достал из багажника оставшиеся пакеты и отнес в дом. Мать стояла в гостиной с телефоном в руке. Она распустила свои длинные золотисто- каштановые волосы. И выглядела так еще красивее. – Как прошел день – нормально? – спросила она, снимая обувь.

– Гм-м, ну да, я вернулся от Фабьена пораньше – он собирался с родителями в кино. Я вернулся пораньше, пошел за одной штуковиной в сарай Франка, который он в этот раз оставил открытым, и наткнулся там на заваленный ящиками лаз, который вел в подземную каморку, где держали в заперти Натана Фарга. Он умер у меня на руках, мама…

– Раз уж ты здесь, может, поможешь разобрать покупки? А то мне еще надо сделать кучу важных звонков.

– Хорошо, как скажешь. Взять бы ее за руку, отвести в другой конец сада и показать эту невыносимую картину – может, тогда удастся понять по ее глазам и жестам, знала ли она раньше про все это. Мать отодвинула раздвижную дверь, ведущую в сад, – ступая босыми ногами по траве, направилась к сакуре и прислонилась к ней. Бенжамин не сводил с матери глаз, стараясь услышать обрывки ее разговора через оконное стекло, и видел, как вокруг нее кружило облачко крохотных розовых лепестков, сыпавшихся и ей на волосы. О чем таком она могла говорить, если отошла так далеко? О парне, сидящем взаперти у нее в сарае; о своих подозрениях – вдруг ее собственный сын что-то откопал…

Он разобрал покупки, поднялся к себе в комнату и улегся на кровать. Мать не могла знать – это невозможно. Он вспомнил, как через несколько дней после исчезновения Натана она обнимала Катрин Фарг, пока водолазы обшаривали дно ближайшего озера; как с присущим ей тактом старалась сделать все, чтобы убитая горем мать не глядела в сторону берега… а потом она заметила на лужайке его, Бенжамина, – он смотрел на нее с таким видом, будто догадывался по ее глазам, что она, к своему стыду, думает на самом деле: слава богу, что это не он.

Как бы то ни было, надо, чтобы Тьерри и Катрин Фарг знали, что сталось с Натаном. Никого из пропавших без вести так и не нашли. Теперь же, когда он мертв, отчим постарается во что бы то ни стало избавиться от его тела. Как и от всех других? Неужели он их всех держал в этом подвале? Неужели он их всех убил? Лучше всего было позвонить в полицию. Пусть приедут и схватят Франка, а потом, несмотря на скандал, все снова, рано или поздно, заживут привычной семейной жизнью. Но другие, все другие, те, у кого есть совесть и кто безусловно верит в неоспоримость фактов, вряд ли позволят им жить спокойно. 

 Бенжамин представил себе мать, стоящую перед полицейскими, которые переворачивают весь дом вверх дном, а потом увозят ее в наручниках на глазах у соседей. Сумеет ли она доказать, что не причастна к этому ужасу? А что, если отчим по каким-то причинам скажет, что она его соучастница? Чтобы утянуть ее за собой и погубить раз и навсегда – не пропадать же одному за решеткой! Только спешить было нельзя – надо успеть придумать, как лучше оградить родню. Отчим должен вернуться с работы где-то через час, нужно, не дрогнув, выдержать его взгляд, пока он будет есть за столом, и насмешливые словечки: ведь он всегда смеется над его манерой одеваться, вялостью, полным отсутствием честолюбия – словом, над тем, что пасынок его не такой, как он.

Но что он скажет, когда все увидят его настоящее лицо? Бенжамин слишком хорошо его знал и был уверен – он способен на все. Бенжамин вспомнил сон, который ему приснился через несколько дней после исчезновения Натана: он шел по коридорам лицея с приятным чувством, будто ступает по теплой перине, в то время как через высокие окна струился всепоглощающий, мягкий, как пух, свет. Другие лицеисты стояли, потупив взор, а голоса их отдавались эхом так, будто они доносились со дна пустого бассейна. Зайдя в аудиторию, Бенжамин увидел Натана – он стоял, прислонясь к стене, и улыбался ему, как будто ожидал его. Бенжамин подошел к нему с чувством некоторого волнения, и Натан шепнул на ухо, назвав место и время, а потом скрылся в коридоре, оставив за собой шлейф яркого света, от которого так и слепило глаза. Натан Фарг – голубые глаза, которые ввергали в трепет всех соседских девчонок; губы, которые он сам целовал столько раз, когда они обнимались; и все это время он был рядом, в каких-нибудь двух десятках метров от его дома… Если бы только он нашел парня чуть раньше! А Оливье? А все остальные?..