Волки в городе (СИ)

От крика и призывов прийти на помощь Пэм довольно быстро отказалась — очевидно, что дом был заброшенным, а судя по тому, что ей удалось запомнить на улице, вокруг стояли сплошные полуразрушенные здания. Из людей здесь могли оказаться лишь бродяги и другие асоциальные элементы, которые, если бы даже и захотели, все равно не смогли бы ей ничем помочь — тяжелая железная дверь была заперта.

Первый день прошел для Пэм мучительно долго. В голове у нее копошились дурные мысли, но она успокаивала себя тем, что, естественно, ее уже начали искать. А ведь она не абы кто! На ноги будет поднята вся государственная безопасность, вся народная милиция. В этом девушка была уверена на сто процентов. Вопрос был в другом — как ее найдут?

Вряд ли хоть кто-то заподозрит самого сына министра национальной безопасности в том, что он может быть причастен к ее исчезновению…

Устав от собственных мыслей, незаметно Пэм заснула, а когда проснулась, то долго пыталась вычислить, сколько она проспала и который теперь час. Но сделать этого не было никакой возможно. Часов на руке у нее не было, так как отправляясь на операцию она заранее сняла все предметы, которые хоть как-то, в случае потери, могли бы вывести на нее соответствующие органы.

И только теперь она вспомнила про помаду, которую совершенно случайно забыла выложить, и которая всю дорогу к месту проведения операции не давала ей покоя, болтаясь в кармане. Но сейчас ее у нее не было! Что это могло означать для нее?…

Пэм снова погрузилась в тягостные раздумья. Если помаду нашли, то, наверняка, установили, кому она принадлежала. В СНКР, с первых дней существования государства действовал закон, по которому все без исключения граждане обязаны были пройти процедуру снятия отпечатков пальцев. Делалось это, якобы, с целью обеспечения безопасности, с той целью, чтобы в случае совершения преступления кем-либо его можно было вычислить в считанные минуты, пробив оставленные на месте злодеяния отпечатки по базе. Надо сказать, что мера эта оказалась достаточно действенной: раскрываемость преступлений резко возросла.

Дмитриева хорошо помнила тот веер в штабе волков, когда Гром выступал с небольшой лекцией касательно национал-коммунистического законодательства. Большую часть своей речи он посвятил именно закону о всеобщей дактилоскопии. Она-то всю жизнь считала эту меру прогрессивной (так учили и в школе, и в университете) и истинно народной, но Гром настаивал на том, что закон был принят как раз против народа, с целью тотального контроля со стороны государства за всеми без исключения гражданами, в том числе, и самыми высокопоставленными.

— А за нами-то зачем? — удивилась Пэм.

— Затем, что в любой момент каждый может оказаться «врагом народа», — жестко ответил Гором.

— Не мой отец! — Возразила Пэм. — Он честно служит Родине и не может ее предать.

— Пэм, каждый может оказаться «врагом народа». Или ты думаешь, если «волки» будут раскрыты, твоему отцу удастся остаться на своем посту? К тому же, вся база с отпечатками хранится в МНБ, а это, сама понимаешь…

Тогда Пэм еще мало что понимала. Но буквально через несколько дней Гром принес ей книгу, которую она сначала даже побоялась брать в руки. Потом, она перечитала много таких книг, но та, первая. Запомнилась ей больше всего. Эта была одна из запрещенных в СНКР работ известного дореволюционного историка, посвященная истории СССР тридцатых годов. В книге рассказывалось о беззакониях, творившихся в то время, о всесилии НКВД, о процессах над людьми, которые в СНКР считались проклятыми.

Именно тогда у нее и начало формироваться то двойственное отношение к МНБ, которое так до конца и не оформилось в четкое мнение. Главным учителем здесь для нее выступал все тот же Гром. Он говорил ей, что нельзя допускать ошибок прошлого, в котором органы государственной безопасности превратились из инструмента защиты Родины и поиска врагов настоящий в карательную машину партии. По словам Кости, МНБ все больше напоминало ему то старинное НКВД, действовавшее сто лет назад…

Время будто остановилось. Не различая дня и ночи Пэм лежала на своем лежаке, изредка набирала в горсть воды и смачивала горло. Сначала ужасно хотелось есть, но через какое-то время чувство голода отступило, и она вполне обходилась водой, отдававшей ржавчиной и канализацией.

По ее расчетам прошло около трех дней, когда устав от бездействия, Пэм решила занять доскональным изучением подвала. К этому моменту она чувствовала себя кошкой — глаза настолько привыкли к темноте, что очертания комнаты проступали сквозь тьму, словно хоть небольшое освещение, но, все же, было.