— Константин Алексеевич, — начал Днёв. — Первым делом мы хотели бы спросить у вас, как вы сами считаете, были ли у кого-нибудь основания покушаться на вашу жизнь?
— Не думаю.
Он все еще не знал, как ему поступить. В голове его крутилась мысль о том, что раз дело приняло такой поворот и в него кидают гранаты, предварительно пытаясь прошить автоматной очередью, надо что-то срочно предпринимать. Вопрос же на ответ, кто это сделал, он для себя сформулировал еще по пути в больницу: Крот. Но рассказать это госбезовцам, значит раскрыть организацию, признаться в убийстве Савина, в ограблениях… А не рассказать — значит продолжать подвергать свою жизнь смертельной опасности. Надо было делать выбор. Но выбор этот был слишком сложным… Хотя, на кону ведь стояла не только его жизнь, но и жизнь Пэм…
— Я готов давать показания, — выдавил он из себя.
— Ну что вы, — не сразу понял его Днёв. — Какие показания? Мы просто задаем вопросы, чтобы поскорее найти этих подонков.
— Я сам этот подонок, — набрался мужества для признания Гром.
— Что? Ну, что вы такое говорите, Константин Алексеевич, — попытался урезонить молодого человека подполковник.
— Я знаю, что говорю. Слушайте.
Но сказать он ничего не успел. Дверь палаты распахнулась и в нее властным шагом вошел член Центрального комитета партии Алексей Алексеевич Громов, а вслед за ним, охая и ахая, и его жена.
— Сыночек! — бросилась она тут же к Косте, не зная как лучше приобнять сына. — Ну…ну…как ты? Как?
— Да все в порядке, мам, — постарался улыбнуться Гром и скосил глаза на Днёва, который вместе с Ладой неловко поднялся со стула и теперь топтался около кровати больного.
— Выйдем, — потребовал Громов-старший, сверкнув из-под очков грозными глазами.
Офицеры вышли в коридор.
— Ваша версия? — с напором спросил отец Грома.
— Работа «волков», — стараясь не отводить взгляда, ответил Днёв. — Мы сделаем все, чтобы найти их.
— Само собой, — безо всякой иронии сказал член Центрального комитета. — Иначе вас расстреляют.
Он развернулся и вернулся в палату.
— Вот такие дела… — горько усмехнулся подполковник. — Чего он там про подонка-то молоть начал?
— Не поняла, — честно призналась Лада. — Похоже, он еще просто в шоке. Сам знаешь, как оно бывает в подобных случаях: начинают себя во всем винить. Здесь, похоже, тоже самое.
— Да, похоже на правду, — согласился Днёв. — Итак, у нас в запасе еще два месяца. Если до начала празднования годовщин мы их не найдем, то сама все слышала….
— Слышала. Мы их найдем. Кстати, ты не думал про, скажем так, любовную версию?
— В смысле?
— Ну, есть основания полагать, что парень и Дмитриева симпатизируют друг другу. Девчонку кто-то похищает, потом происходит покушение на самого Громова. Может, ревнивец или ревнивица?
Борис потер лоб, провел ладонью по волосам и тяжело выдохнул. Версия звучала совсем неплохо. Оставалось только понять, кто мог решиться на подобное. Но все же, что-то не складывалось. Дмитриеву похитили «волки». Савина тоже завалили «волки». Здесь все сходилось. Но кто стрелял в Громова?
Днёв не успел развить свою мысль. В кармане у него завибрировал мобильный.
— Слушаю, товарищ генерал, — почти крикнул он в трубку, увидев на экране номер Збруева.
— Вы там закончили?
— Нет, к нему пришли родители.
— Телевизор есть рядом?
— Есть, вспомнил Днёв о панели в комнате отдыха.
— Включай. Потом перезвони. Но с конкретными предложениями. Понял?
— Так точно, товарищ генерал.
Борис «отключился».
— Ну, что он сказал?
— Сказал включить телевизор.
Бегом они направились в комнату отдыха. Схватив пульт, Днёв включил телевизор, настроенный, само собой, на официальный первый канал, как и все телевизоры в общественных местах Союза. Начинался выпуск новостей. После непродолжительной заставки, на экране появился диктор, начавший с самого главного: в центре Москвы произошло покушение на Константина Громова. Замелькали кадры с места происшествия. Главное же прозвучало в самом конце репортажа: на месте взрыва сотрудниками народной милиции был найден сверток, заметно обгоревший, но все же сохранивший вложенное в него послание, состоящее из одного слова: «ВОЛКИ».
Пэм довольно долго привыкала к темноте. В помещении, в котором она оказалась, было прохладно, но вполне терпимо. На ощупь она начала изучать комнату. Похоже, это был самый обычный подвал, который можно было найти в любом доме типовой постройки. Передвигаясь маленькими шажками, девушка в первый раз обошла свою темницу, то и дело натыкаясь на различные предметы.
Ей удалось обнаружить лежанку, оборудованную прямо на полу, но, по крайней мере, с подушкой и одеялом. В одном из углов, прислушавшись она нашла не то кран, не то просто обрубок трубы, из которого капала вода, но так редко и такими мизерными каплями, что ей пришлось потратить чуть ли ни полчаса, чтобы собрать в ладони хотя бы немного жидкости.
Но это уже было хорошо. По крайней мере, какое-то время можно было продержаться.