Волки в погонах

Он помолчал, изображая раздумье, хотя и так все было ясно. Сейчас прозвучит условие, которое придется выполнить, чтобы угроза не была приведена в исполнение. Так и произошло.

– Ты помнишь человека, который спас тебя в аэропорту?

– Помню.

– Сейчас тебя посадят в вертолет и по моей команде доставят на железнодорожную станцию. – Пальцы Власова все сильнее сжимали прихваченную в щепоть Машину кожу. – Там ты сядешь в электричку. Пройдешь весь состав из конца в конец и… – Он пустил в ход вторую руку, которая занялась ее грудью, – …и отыщешь своего спасителя. Заговоришь с ним…

– А если он меня не узнает? – Твердые пальцы мучителя обращались с Машиным соском не более нежно, чем с комочком разминаемого пластилина, но она стоически терпела эту боль, потому что боялась испытать кое-что похуже.

– Узнает, – пообещал Власов, дыша на пленницу смесью мятных лепешек и неухоженных зубов. – У него отличная память.

– Хорошо, – выдавила из себя Маша. – Что я должна делать дальше?

– Не перебивай меня, дрянь!

У нее потемнело в глазах. Не от гневного крика полковника. Оттого, что его скрюченные пальцы превратились в настоящие когти. Вдосталь насладившись гримасой на лице пленницы, он продолжал как ни в чем не бывало:

– Фамилия этого человека Громов. Он и получаса не может выдержать без сигареты, так что твоя задача уединиться с ним в тамбуре. При тебе будет маленький баллончик с аэрозолем, позже получишь. Брызнешь из него Громову в лицо, и твоя миссия закончена. Поняла?

– Да, – кивнула Маша.

Оставив в покое ее кожу, Власов похлопал ее по щеке. Раза в два сильнее, чем того требовал поощрительный жест.

– В поезде ты будешь одна, но не надейся, что тебе удастся сбежать и затеряться на просторах нашей огромной Родины. Не надейся также, что Громов опять бросится тебе на помощь. От меня тебе никуда не деться. Ты ведь поняла уже, что ФСБ – контора серьезная.

– Поняла…

«На собственной шкуре», – добавила Маша про себя. Истерзанные бок и сосок левой груди горели, как после ожога.

– Почему ты не спрашиваешь, что будет в баллончике? – вкрадчиво поинтересовался Власов.

– Аэрозоль. Вы же сказали.

– Умная девочка. – Он ухватил ее за ухо и подергал, словно пробуя на прочность. – Умные девочки не хотят знать больше, чем способны усвоить их мозги… Но правда не так страшна, как ты себе вообразила… Это будет слабый нервно-паралитический газ. Усвоила?

Власов дышал все чаще, прижимаясь к Маше. Она не знала, что именно уперлось ей в живот – трубка сотового телефона, висевшая у полковника на поясе, или кое-что иное. Но, честно говоря, в данной ситуации это тревожило ее не так уж сильно.

– Усвоила, – подтвердила она. – Я все усвоила.

– Громову, разумеется, станет плохо, но ты на него не обращай внимания, а иди в вагон и поезжай дальше. Его снимет с поезда бригада «Скорой помощи». Ты же прямо с вокзала, нигде не задерживаясь, никуда не сворачивая, отправишься прямиком на проспект Вернадского. По пути обязательно перезвонишь, я дам тебе сотовый телефон. Он запрограммирован. Достаточно будет нажать кнопочку с цифрой один… Ну-ка, стань ко мне задом!

Маша механически повернулась вокруг оси.

– Там, недалеко от станции метро, – Власов засопел, возясь с застежкой брюк, – находится гостиница «Дружба». Номер 406 на пятнадцатом этаже закреплен за нашей конторой… Как и многое другое в этом мире…

«Теперь и я тоже за вами закреплена», – согласилась мысленно Маша.

– Прежде чем войти в гостиницу, опять позвонишь. – Взяв пленницу за бока, Власов установил ее наиболее удобным для себя образом. – А там тебя ожидает…

Пуля в лоб? Петля на шею? Капсула цианистого ка…

– Ой! – Это рант полковничьего башмака пнул Машу в лодыжку, давая понять, что обладатель хочет, чтобы она расставила ноги пошире.

Не двигаться! Именем закона вы арес…

– Ай! – Маша была готова к неприятным ощущениям, но такой всепроникающей боли не ожидала. Ее подбросило над грязным тюремным полом, а потом еще и согнуло в три погибели. Если бы не рука Власова, придерживающая ее поперек живота, она, скорее всего, упала бы. В первую очередь от неожиданности.

– Там тебя ожидает приятная неожиданность, – приговаривал полковник, мощно двигая корпусом. – Сюрприз…

Один он уже преподнес. Машу еще никогда не пользовали подобным унизительным образом. И, что добивало ее больше всего, в подсознании просыпалась готовность к неведомому доселе дикому наслаждению. Она даже не подозревала в себе этой расслабляющей покорности самки. И могла лишь надеяться на то, что все закончится раньше, чем она узнает о себе ту правду, которую эмансипированным женщинам знать не обязательно.

– Я дам тебе за работу три тысячи… Нет, четыре тысячи… Долларов…

Голос Власова прерывался. Маша догадывалась, что с ее собственным будет твориться то же самое, а потому молчала, закусив губу. Она не хотела, чтобы насильник догадался о ее состоянии. Никогда еще не испытывала она такого стыда… и стремительно нарастающего желания.