Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

В глазах заключенного загорелся интерес, и, пока пан предлагал мне огонь и задавал соответствующие вопросы, он успел перекинуться парой слов с моим товарищем. Бум! Тяжелая дверь снова захлопнулась. Такого испытывать нам еще не приходилось: нам не только разрешили курить, но даже предложили огонь.

Наше жилище имело пять с половиной шагов в длину и полтора шага в ширину. Здесь был маленький стол, один табурет и массивная железная койка, которую можно было сложить, подвесив на железных крюках и цепи на стену. Была небольшая раковина, которая служила также и туалетом, если убрать сверху саму раковину, небольшой кувшин для воды, маленький стенной шкаф для миски и ложки. Если встать на табурет, то в окно можно было увидеть через решетку часть тюремного двора. Стены здесь были толщиной более полутора метров.

Полы сделаны из старых, изрядно утоптанных, но все равно сверкающих дубовых досок.

Разумеется, ни о каком сне в первую ночь не было и речи, несмотря на то что на койке было достаточно места для двоих. Часы на башне отбивали каждую четверть часа, а в перерывах между боем мы слышали крики часовых во дворе при смене караула. Массивные стены двора были испещрены вкраплениями стекла, на крышах оборудованы места для вооруженных пулеметами охранников.

Свет прожекторов через короткие интервалы обшаривал стены; периодически с целью проверки в нашу камеру проникал тонкий луч света через маленький глазок в двери. Мы, несомненно, были заперты крепко и надежно.

На рассвете первого дня по сигналу колокола все здание просыпалось. До сих пор мы слышали лишь слабое эхо отдаленных звуков, которые постепенно становились громче. Спустя четверть часа прозвучал такой же одиночный удар колокола. Затем через короткие промежутки времени колокол звучал дважды, трижды, четырежды и т. д. Восемь ударов предназначались для нас, этот сигнал был последним. Скрежет ключа в замке. Лязг открываемой двери. Из камер выставлялись полные ведра из-под отхожих мест, одновременно их обитатели получали воду. Еще через полчаса заключенные получали по четверти литра кофе и примерно столько же хлеба, сколько вечером, – около 400 граммов. Мы все еще продолжали есть, когда дверь вновь распахнулась и нам снова предложили огня. Последнюю сигарету честно поделили пополам.

Затем в камеру, будто смазанная маслом молния, проскользнул новый заключенный; он был на волоске от того, чтобы каблуки его обуви не прищемило дверью. Визитной карточкой этого человека служила пара ножниц для стрижки волос; еще через пять минут наши головы были обриты наголо. Напрасно мы старались втянуть этого человека в разговор. Он остался нем и после специального стука в дверь выскользнул из камеры так же стремительно, как вошел в нее.

После этого охрана повела нас на увлекательную прогулку через несколько коридоров и ряд решетчатых дверей в комнату, где мы должны были отдать все свои вещи. Их переписали и спрятали в пакет. Как и в Потулице, мне в лицо бросили комплект абсолютно новой тюремной одежды. На ноги я обул новые сабо, примерил новую рубашку, нижнее белье, получил носовой платок, одеяло, простыни, наволочку для подушки и миску. Затем выдали деревянные ложки. Пошли обратно в камеру. Теперь мы выглядели подобающе, ничем не выделяясь среди прочих.

В это время в камере вылили полное ведро воды с добавленной туда хлоркой, вытряхивали матрасы. Мы уже были знакомы с этим и приступили к уборке. Едва мы закончили, как нас вывели и перевели в другую камеру, где царили грязь и беспорядок, и мы заново сделали уборку. Оттуда нас отвели в третью камеру, которую мы так же аккуратно привели в порядок. После нескольких часов такого «дежурства» мы снова возвратились в нашу старую камеру, которую вновь обнаружили в прежнем состоянии и еще раз начали все сначала. После того как пол там был отполирован с помощью бутылки чистящего средства, нам дали передышку.

Ровно в полдень снова прозвучал сигнал колокола, количество ударов которого, как и утром, последовательно доходило до восьми. Отделения тюрьмы, каждому из которых адресовалось соответствующее число ударов, во время перерыва, получив свой сигнал, приступали к выполнению заранее отработанной схемы, что означало отправку на кухню и обратно группы из шести – восьми человек за полными алюминиевыми котелками. Все должно было быть выполнено очень быстро. Решетчатые двери в каждой секции и на лестничных пролетах дежурные охранники тщательно открывали и так же тщательно запирали за ними снова. Поговорить с кем-либо из заключенных по дороге не было возможности, а если слышались хоть одно слово или крик, то оба участника диалога немедленно отправлялись в карцер.