Волкодав (СИ)

В дорогу он взял относительно немного своих вещей — решил не нагружать ни себя, ни лошадей, справедливо полагая, что дома у Курска, если что, всяко найдётся что-то и для него. Самыми ценными предметами в его скарбе были импровизированный дневник, представлявший собой несколько листов некачественной бумаги, довольно крепко сшитых с одной стороны, в который он всё также, как и раньше, записывал всё происходившее, а также несколько перьев к нему.

Всё еще находясь в смешанных и расстроенных чувствах, он прибыл в место, где они с Курском договорились встретиться для отъезда. Он всё ещё не верил, что всё это происходило именно с ним.

Курск же уже ждал его с двумя лошадьми, выделенными им Москвой.

Конец сентября 1570 года. В пути, южнее г. Тулы.

— Ладно, раз уж нам с тобой придётся жить и работать вместе, расскажи немного о себе. — Когда они отъехали уже довольно далеко от Москвы, спросил Курск попутчика. Не то что бы ему было интересно слушать Орла, просто дорога предстояла довольно долгая, и преодолевать её в тишине было бы весьма тяжело.

Орёл ехал на лошади рядом с Курском, едва справляясь с управлением. Раньше он никогда не сидел в седле, но за те дни, что они в Москве готовились к отъезду, Курск смог научить его хотя бы немного управляться с конём. Конечно же, умение Вани держаться на лошади оставляло желать лучшего, и потому Курску приходилось ехать нарочито медленно, чтобы контролировать спутника. Это, как и многое другое, тоже не было ему в радость — один бы он доехал куда быстрее, но Москва, к сожалению, повесил на него этого юнца, да ещё и лошадей дал — нет, он явно намекал на то, что учиться Орлу надо начинать уже в столице.

— Даже не знаю, с чего начать…

— С нашей цели и твоих навыков для неё. — Хмыкнул Курск. — Где-то воевал раньше? — Уже заранее зная ответ, спросил он скорее ради галочки.

— Я рос с мамой и мечтал стать летописцем. Мы часто ездили в Кремль к Москве, чтобы там меня обучили этому делу. — Как-то виновато улыбаясь, ответил Ваня. — Иногда я видел тренирующиеся отряды, но не обращал на них внимания. Так что я… Почти что чистый лист в этом отношении.

— Ясно.

Курск замолчал. Молчал он долго, — за это время они с Орлом даже успели миновать несколько небольших деревень.

— И ты что, совсем никогда не дрался? Даже в детстве? Ну, знаешь там, игры всякие…

— Ну, как-то не удалось. Я не считал это занятие достойным заполнять моё время.

Курск удивленно повел бровью. Ответ паренька выглядел весьма высокомерно, но, в то же время, довольно мило. На лице Орла снова появилась улыбка, и она значительно скрадывала суть слов, делая их обтекаемее и добрее.

— И ещё я не люблю шум, мне больше нравится, когда всё вокруг решается спокойно.

С каждым словом Вани Курск сомневался в решении Москвы всё больше. В самом деле: он, закалённый в боях воин, чуть ли не в одиночестве стерегущий всю юго-западную границу Московии, — и вдруг нянька для сопляка?

Спустя какое-то время разговор продолжился вновь. На этот раз молчание нарушил уже Орёл.

— А на границе правда очень страшно?

— Для тебя будет очень. — Стараясь не смотреть больше на это изнеженное создание, как бы невзначай бросил в ответ Курск.

Не зная, как продолжить разговор, Орёл принялся смотреть по сторонам. Близился уже конец сентября, и вся природа уже давно была разукрашена в разные цвета, где-то в вышине хмурилось тёмное небо, а на дороге серебристыми осколками водной глади поблёскивали многочисленные лужи. Пахло сыростью, и дождь обещал вскоре вернуться.

Не зная, куда себя деть, он украдкой бросил взгляд на Курска. Еще тогда, в первую встречу, он показался Орлу довольно привлекательным. Сейчас же он отметил для себя, что у его напарника были довольно красивые мужественные черты лица. Более того, они почти подходили под вкус Орла, и потому нравились ему ещё больше. Следы же от прошлых ран только завершали образ бывалого вояки.

Что его привлекают олицетворения одного с ним пола, Орёл понял еще в начале юности, но серьёзных отношений боялся. Он, что называется, «любил глазами» — обычно со стороны наблюдал за понравившимися людьми или олицетворениями, думал о том, как бы он себя вёл, будь он немного решительнее, а затем записывал всё, что его волновало в свой неизменный дневник. Тогда же он и начал ухаживать за собой. Он не находил ничего плохого в том, чтобы выглядеть чуть лучше, чем окружающие олицетворения-мужчины, но с возрастом его стремление к красоте и чистоте стало только усиливаться. Это начинало волновать даже Тулу, и, скорее всего, поэтому она и позволила Москве послать его на границу. А, быть может, и не из-за этого — Орёл не знал наверняка. Раз его земля была где-то там, то, возможно, всё именно так и должно было быть. К тому же, он и сам периодически чувствовал необъяснимую боль в разных частях тела, но ранее он никогда ещё не задумывался над её причинами, считая, что для растущего организма это нормально.