Волкодав (СИ)

«Оплакивай мою смерть и носи по мне траур.»[5] — Так заканчивался её дневник, и я не мог не понять, к кому именно были обращены эти слова, прожёгшие мою душу получше калёного железа. Из всей нашей семьи прочитать их мог только лишь я один.

Следующим утром я не ел, так как просто не хотел никого видеть. Заперевшись в своей комнате, я ревел несколько дней, изредка открывая дверь сестре или слугам, которые приносили еду или беспокоились обо мне.

Со смерти мамы во мне и начало происходить то, чего я так боялся. Я и раньше был беспокойным и не вполне обычным ребёнком, но теперь все мои потаённые страхи из детских кошмаров обрели форму голоса и надолго поселились внутри, а бессонница стала моим слишком частым ночным гостем.

— Нет, не со мной, всё это происходит не со мной! — пытался заглушить что-то невнятное внутри себя я.

— Но ведь ты и правда слышишь меня, иначе бы не отвечал мне и не пугался так.

— Исчезни, так не должно быть!

— Успокойся, Крым. Я не обижу тебя. Более того, я могу даже помочь. Ты ведь хочешь отомстить отцу, не так ли?..

И я понимал, что дороги назад для меня уже нет.

Середина XIV века, г. Солхат.

Не в силах больше находиться там, где умерло самое дорогое для меня олицетворение, я решил уехать к себе, в этот, как мне казалось по началу, всеми забытый, но довольно уютный край Улуса. Мой аталык, Шарукань, будучи также и беклярбеком, вторым лицом Золотой Орды, не мог надолго покидать столицу. Мне он был уже незачем: обучение моё подошло к концу, и я наконец-то мог самостоятельно жить на своей земле. В прочем, до моей территории он меня всё-таки сопровождал лично, а ещё после прибытия в Солхат жил со мной некоторое время, что меня, надо сказать, слегка бесило, ведь он напоминал мне о маме и о том, что под его присмотром я уж точно не смогу стать полноценным олицетворением.

Вопреки моим ожиданиям, на полуострове было весьма оживлённо. Торговля шла неплохо; главным образом это происходило из-за удачного расположения самого места — с трёх сторон окружённая морем суша просто не могла не стать раем для торговых судов всех видов и государств.

И олицетворений на самой территории было предостаточно — целых трое! Я и раньше пытался получить какие-нибудь сведения о них от отца, от Шаруканя и от людей в столице, но они в основном знали совсем немного, а потому уже на месте мне пришлось знакомиться со всеми поближе и разбираться в их непростых взаимоотношениях.

Первым, с кем я познакомился, был Каффа. Это был грек с, как я узнал позже, весьма непростым и изворотливым характером. В годы моего рождения его территория была отдана отцом Генуе, стремившейся закрепиться в Причерноморье, в качестве представителя его интересов. Сам Каффа был вполне доволен таким исходом, ведь теперь он снова попадал в сферу влияния развитой европейской державы, а не, как он сам выражался, «служил неотёсанному азиату».

В юго-западной части полуострова жила Херсонес — гречанка, поселившаяся здесь ещё с незапамятных античных времён. Несмотря на то, что они с Каффой принадлежали к одному народу, прямой родственной связи между ними не было, и, более того, они даже недолюбливали друг друга.

Но самым чужим на этой территории был, пожалуй, Мангуп. Управлял он своим собственным небольшим государством, скучковавшимся в горах всё той же юго-западной части полуострова — княжеством Феодоро. К моменту моего прибытия на свою землю, я знал о нём слишком мало: он был немногословен и редко рассказывал о себе, поэтому даже о его происхождении мне, как и многим другим людям и олицетворениям, оставалось только догадываться. Поговаривали, что он пришёл откуда-то с севера[6]. В прочем, это была только одна из версий, в целом же о нём, как о личности весьма таинственной и загадочной, в народе ходило довольно много слухов и вымыслов.

Все трое, будучи осколками Ромейской империи, принадлежали к Православной вере, и, конечно, не очень любили и государство, и семью, к которым относился я. Из-за этого по пути в Солхат я даже немного волновался о том, что могу остаться изгоем на своей же собственной территории.