Волкодав (СИ)

Впервые за много лет своей жизни Курск переживал за один разговор столько чувств. Первые ярость и удивление сменились пониманием и сочувствием, а вот дальше возникло сомнение: а стоит ли говорить Ване о новом приказе Москвы, ведь это только сильнее ранит и так настрадавшегося паренька. Но он понимал также, что просто не сможет оставить его в стороне, ведь Орёл тоже упоминался в словах столицы.

— Ваня, послушай… — Слегка нагнувшись к подопечному, Глеб мягко и как-то по-отечески обнял Орла, пытаясь его успокоить. — Будет ещё по меньшей мере одно сражение, в котором ты должен будешь участвовать…

— Я не хочу… Не хочу… — Рыдания, взявшие верх над Ваней по началу, вскоре прошли, но он всё равно продолжал плакать, прижимаясь к широкой груди Курска, словно ища на ней спасения или укрытия.

— Не волнуйся ты так, я буду рядом, я помогу тебе… — одной рукой прижимая к себе хрупкое тельце Орла, другой Глеб гладил его по волосам. — Да и потом, ты же будешь драться не только за Москву, но и за… Маму, например. Ты ведь любишь её? Ну, и за меня, конечно…

Сдержать крутившийся на языке вопрос, столь похожий на предыдущий, далось Глебу с большим, просто огромным трудом, но, призвав на помощь всю свою силу воли, он, всё-таки, остановился вовремя.

— А помимо нас есть ещё Елец, Морша, Белгород и Воронеж. А ещё — много-много людей в Московии, которых надо защитить…

И, по мере того, как Курск говорил это, всхлипывания становились всё тише. Его слова вкупе с ласковыми движениями его руки в волосах Орла, похоже, успокоили того окончательно.

— Знаешь, Курь… — Прошептал Ваня, в очередной раз уткнувшись носом в кафтан наставника и, похоже, наслаждаясь своим положением и теплом, исходившим от Глеба. — Наверное, ты прав… На Руси есть не только Москва. Я наверное, всё-таки буду сражаться рядом с тобой и другими, но не за царя, а за маму, тебя и других его подданных! — Ваня поднял взгляд на Курска и улыбнулся, и, увидев в Ваниных глазах решимость, севрюк подумал, что теперь они просто не смогут не выиграть их самый трудный бой, пусть даже на их стороне будет от силы тридцать тысяч человек…

Но, погодите, Ваня что, и правда царевич?! Иван-царевич, прямо как в сказке?!

И тут окончательно пришедшее к Курску осознание тех недавних слов Орла словно стукнуло его по голове, заставляя вспомнить всё, что было между ними раньше, и понять то, что происходило теперь.

Нет, он что, действительно серьёзно?!

Середина лета 1571 года, Александровская слобода.

Ближе к концу июля в Слободу приехали и остальные товарищи Курска и Орла. Граница, в свою очередь, без присмотра тоже не осталась: предполагалось, что небольшие, но быстрые отряды лёгкой конницы смогут прикрыть её на время подготовки к следующему походу Крыма.

А тот, тем временем, не сидел без дела. Зная, что дела у Русского царства хуже некуда, он уже заранее готовил новый большой поход на Русь с целью подчинить её всю. Он уже заранее поделил земли царства между своими полководцами и знатью, другим же державам Бахчисарай уже хвалился о том, что скоро поедет в Москву «на царство».

По другую сторону же обстановка складывалась весьма плачевно. Собранные наскоро силы, как и предполагалось, были слишком малы, чтобы дать Крыму хоть какой-то отпор, а потому надежда на благоприятный исход планируемой битвы таяла буквально на глазах. Но зато войска, видимо, понимая всю серьёзность ситуации, не жалели времени и сил на тренировки. А те из людей, кто был потолковее, даже предлагали разные военные уловки на тот случай, если всё будет совсем плохо.

Но, несмотря на такое оживление, сплотившее друг с другом как людей, так и олицетворений, ожидали все именно худшего из возможных исходов. Решающее событие произошло следующим летом, через год постоянной суеты и томительного ожидания, и к тому времени обе стороны были готовы уже ко всему: оставалось либо выиграть бой и выжить, либо проиграть и долгие годы расплачиваться перед врагом за своё поражение.

Выходить Диви-Мурза сын Уланович:

«А еси государь наш, крымской царь!

А табе, государь, у нас сидеть в каменной Москве,

А сыну твоему в Володимере,

а племнику твоему в Суздале,

а сродичю в Звенигороде,

а боярину конюшему держать Резань Старая,

а меня, государь, пожалуй Новым городом:

у меня лежатъ там свет-добры-дни батюшко,

Диви-Мурза сын Уланович».

29 июля 1572 года, г. Серпухов.

В эти знойные дни крымская орда, гораздо более многочисленная, чем в прошлом году, уже подошла к Оке и находилась опасно близко от столицы. Ни Москва, ни кто-либо из его окружения, не знали точных планов Бахчисарая, а потому предусмотрели несколько путей развития событий.