Читаем Вольная русская литература полностью

В залах палаццо Мадама, где она была размещена, постоянно толпилась масса народа. Выставка чрезвычайно заинтересовала отзывчивую итальянскую публику, но и для нас – участников Самиздата, плативших за это годами тюрем и лагерей – она была поводом для пробуждения многих воспоминаний. Нескоро еще у нас на родине будут возможны подобные открытые выставки материалов, отражающих подлинную[313] духовную историю России последних 15–20 лет. Для нас это не просто музейные экспонаты: книги, рукописи, до кументы, подобные представленным на выставке, во многих экземплярах размноженные на пишущей машинке или фотографическим способом, широко циркулируют по всей стране. Это и есть лицо «другой» культуры – в ее становлении, динамике, постоянно приносящей новые имена, делающей новые открытия. Не будем забывать, как заметил кто-то, что культура Самиздата в России уже дала двух Нобелевских лауреатов: Солженицына и Сахарова.

Нет надобности итальянскому читателю объяснять, что значит само слово «Самиздат»: оно давно вошло во все западные языки и успешно может конкурировать со словом «спутник», пущенным в оборот советской пропагандой. Этому необычному культурному феномену посвящены десятки специальных монографий и сотни научных статей; существуют особые издания на разных языках, которые знакомят западную общественность с текстами и материалами Самиздата (в Италии с большим успехом этим занимается журнал «Россия Кристиана» и издательство «Матрёнин двор» в Милане[314]).

Первыми ласточками Самиздата была вполне невинные перепечатки на пишущей машинке для узкого круга любителей поэзии стихов запрещенных или малодоступных в СССР поэтов: Н. Гумилева, М. Цветаевой, О. Мандельштама. Затем появились первые робкие попытки самостоятельного творчества, без оглядки на цензуру: сборники стихов и прозы – «Синтаксис» А. Гинзбурга, «Бумеранг» В. Осипова, «Феникс» Ю. Галанскова. Эта традиция литературных сборников и журналов успешно продолжается до настоящего времени, причем географический диапазон их чрезвычайно расширился, захватив также и провинцию.

Попытки критического осмысления литературы и культуры прошлого представляли как бы следующий важный этап в становлении «другой» культуры. Часто статьи такого типа были работами, написанными для советских научных и литературных журналов, но отклоненными их редакторами по идеологическим мотивам. Они распространялись главным образом среди коллег – в университетах и академических учреждениях. Теперь, когда некоторые их таких авторов эмигрировали из СССР, они печатают эти свои старые работы, как свидетельства их былого «диссидентства».

В силу суровых цензурных требований многие официально признанные писатели имели и имеют по два варианта одного и того же произведения: один, прошедший цензуру и напечатанный, другой – полный текст – распространяется в Самиздате или до времени хранится в письменном столе автора. Так было со многими произведениями В. Максимова, В. Некрасова. Поучительно сравнить, например, два варианта книги А. Кузнецова «Бабий Яр»: в комсомольском журнале «Юность» и опубликованный за границей, после сенсационного побега его автора, живущего ныне в Лондоне.

Некоторые вещи пишутся авторами без всякой надежды увидеть их напечатанными на родине. Всё чаще в последнее время такие произведения печатаются за границей: книги Л. Чуковской, В. Шаламова, В. Войновича.

Песни А. Галича, известные по всей стране, никогда не были допущены к «легальному» исполнению или публикации – они являются талантливым выражением «другой» культуры.

Наконец, есть настоящие, талантливые поэты и писатели, которые никогда не напечатали в Советском Союзе ни одной строчки. Одни – по принципиальным соображениям, как например поэт-самородок Валентин Соколов[315], всю жизнь почти проведший в лагерях, там писавший свои стихи, подписываясь псевдонимом: Валентин 3/К (сокращенное «заключенный»). Произведения других не могут быть напечатаны по многим мотивам: например, сатирическая повесть В. Ерофеева [ «Москва-Петушки»], вышедшая недавно в итальянском переводе под названием “Mosca sulla vodka[316]”.

Но Самиздат далеко не ограничивается только художественной литературой. Некоторые склонны видеть в нем, прежде всего явление политического порядка, выражение идеологической оппозиции (заметим в скобках, что такого мнения придерживается и КГБ). Как уже говорилось, первыми симптомами такого «политического» самиздата были многочисленные Открытые письма, обращения, протесты. Авторы их, как правило, придерживались марксистской ориентации и стремились к «чистым» коммунистическим идеалам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука