На донских казаков рассчитывали, поэтому сведения о различных упущениях и управленческой неразберихе на Дону воспринимались в Петербурге с волнением. Осенью 1818 года Александр I получил рапорт донского атамана Адриана Денисова, в котором тот признавал, что многие войсковые порядки, которые не были точно фиксированы в документах, «совершенно изменились» или «весьма ослабли». Временные полумеры не вносили ясности, а только запутывали дела донских казаков. «Будучи без остатка предан в высочайше вашего императорского величества службе и не видя никакой возможности всего того, что от толикой давности времени в войсковых наших распорядках и разных обрядах изменилось или ослабло, исправить одними частными и временными дополнениями и подтверждениями, тем больше, что каждое таковое установление следует рассматривать в частном его виде и в общей связи всех распорядков и обрядов, дабы одним не нарушить или не ослабить другого, — я осмеливаюсь просить дозволения учредить при войске Донском особую под председательством моим комиссию, из четырех членов состоящую…» — писал императору атаман Денисов.
Предлагаемая комиссия, по замыслу Денисова, должна была, среди прочих важных вопросов, разработать новую систему землеустройства и землепользования, «дабы и будущее потомство не имело утеснения, и как остатками за тем удовлетворить чиновников, имеющих поселенных крестьян…».
Александр I ответил на рапорт Денисова в марте 1819 года. Император полностью одобрил планы атамана, но сверх того сделал членом теперь уже не комиссии, а комитета своего генерал-адъютанта Александра Чернышева. «Любимый ими (донскими казаками. —
…Спустя год после пропажи кобылы и мятежа Левицкого старшина Чикилев, несмотря на предписание атамана Денисова, отнял землю у своих крестьян и перевел их на месячину — ежемесячную выдачу содержания (еды, одежды) обезземеленным крестьянам за шестидневную рабочую неделю в хозяйстве помещика. Классическое описание тягот крестьянина-месячника представлено в знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» Александра Радищева: «Он (помещик. —
Жестокость помещиков повсеместно приводила к проявлениям крестьянского протеста. Иногда дело заканчивалось трагедией. Летним днем 1818 года в Боровицком уезде Новгородской губернии флотский капитан и землевладелец Лутохин наблюдал за работой своих крестьян в поле. Помещик делал многочисленные замечания, обвинял крестьян в лености и тут же вместе с подручными проводил экзекуции. Долготерпение крестьян внезапно кончилось, они перебили немногочисленный эскорт Лутохина, зашибли насмерть и его самого. Тело помещика крестьяне оттащили в ближайший лес и там сожгли на груде сучьев. В ходе следствия выяснилось, что крестьянская расправа над помещиком не была стихийной. Все крестьяне лутохинской вотчины составили против хозяина заговор и выжидали подходящего момента. Причиной заговора стало то, что Лутохин «завел много работ, держал крестьян на барщине безрасчетно, наказывал их нещадно и употреблял в работу в праздничные и воскресные дни». По итогам разбирательства, несмотря на бесчеловечность Лутохина, крестьяне были признаны виновными: 67 человек били кнутом и розгами, еще двадцать восемь сослали в Сибирь на каторгу.
Отдельные крестьянские мятежи чаще всего не перерастали в большие восстания. Выплеск недовольства ограничивался погромом господского дома и, в крайнем случае, убийством помещика. При этом крестьяне не пытались изменить своего положения, только отомстить за жестокость и безвинные обиды. Крестьяне верили в высшую справедливость, воплощением которой являлся царь, и волю. Для ее достижения крестьяне могли действовать сообща, особенно если думали, что воля близка или ее уже объявили, но помещики это скрывают.
Почему Чернышев?