Автор столь гневного письма забывает, что на этой, по его мнению, «лжеромантике» построена Братская ГЭС, созданы волжские плотины, новые города. Сотни тысяч юношей и девушек покидали домашний очаг и, представьте себе, именно «без родителей» поднимали целину, орошали пустыни, строили заводы!
А он хвастается, что его собственному сыну уже тридцать лет и он до сих пор не может ослушаться родительской воли, живёт в комнате матери и не женится, хотя маме очень хочется внучат. Но с условием, чтобы и они были здесь, под боком!..
Каким нафталином, затхлостью, плесенью пахнуло от этого письма! Будто провалялось оно полсотни лет в купеческом сундуке.
Может быть, и не следовало останавливаться на этом письме, но автор его делает далеко идущие обобщения. Он заявляет, что меня могут поддержать лишь родители-эгоисты, себялюбцы в тех «диких и редких случаях, когда они обращаются с просьбой «помочь» им избавиться от злостных претензий своих дегенеративных потомков».
Клевещет этот злобный обыватель, клевещет на сотни честных советских людей, которые с думой о будущем пишут о своих сомнениях, советуются, предлагают. Они горячо любят материнской и отцовской любовью своих сыновей, но во имя счастья потомков и всего нашего общества умные родители стараются воспитать в молодом человеке лучшие стремления и самостоятельность.
Бои с пережитками прошлого нам приходится вести упорно и последовательно. Мхом обывательщины не должны зарастать юные сердца. А ведь именно так случается, когда «тридцатилетнего ребёнка», о котором упоминал анонимный оппонент, образно говоря, не выпускают на улицу без калош.
В этой связи вспоминаются слова А. И. Герцена из беседы с молодыми людьми: «Сделаться большим не так трудно, как начать расти»…
Да, жизнь начинают по-разному. Вот один военнослужащий, бывший фронтовик, рассказывает о сверстниках, которые начинали самостоятельную жизнь даже не с восемнадцати лет, а порой с шестнадцати. С гордостью за своих боевых друзей автор письма сообщает, что один из них стал генералом, другие — директорами школ, учёными, строителями… Настоящие это люди, ими могут гордиться не только родители, но и весь советский народ.
«Третье лицо»
В большинстве наших семей — ячейках социалистического общества — все её члены связаны и дружбой, и уважением. Дети заботятся о престарелой матери, и она испытывает ни с чем не сравнимое счастье и гордость…
Есть чуткие, заботливые мачехи и тёщи, невестки, которые относятся к свекрови будто к родной матери — с нежностью и любовью.
Да, собственно говоря, таких семей миллионы. Живут они под общей крышей, мирно, счастливо. Радуемся за них.
Разговор же, затеянный мною, идёт не о счастье, а о горе людском, которое вызвано и слабостью характера, и неразумным воспитанием в семье. Десятки, сотни жизненных примеров подсказаны мне собственными наблюдениями, читателями, друзьями, знакомыми и, наконец, судебными делами.
Кстати, судебные дела часто касаются вопроса о претензиях взрослых детей на площадь родителей. Ничего не поделаешь, несмотря на интенсивное строительство, в крупных городах ещё не хватает квартир. И недаром в Программе партии уделено большое внимание этой острой бытовой проблеме — каждая семья, в том числе и молодожёны, будет обеспечена отдельной квартирой.
А пока в нашем законодательстве существует положение: взрослые дети могут претендовать на площадь родителей даже в судебном порядке. И вот сын подаёт в суд на мать и, как правило, выигрывает дело…
Бывают, конечно, безвыходные обстоятельства, коли родители-эгоисты не хотят поступиться ради детей своим комфортом. Но я говорю о других случаях, когда сын, вопреки всяким моральным нормам, выступает против матери в суде, желая лишить её под старость заслуженного покоя и того, что она заработала своим трудом. Думаю, что нет прав у такого сына ни на материнскую любовь, ни на общественное уважение!
Вот и примеры: мать — инвалид Отечественной войны, старая женщина — жила с сыном в двух комнатах. Сын женился, появился внук. Невестке показалось мало одной комнаты, она не работала, бегала по судам, каким-то образом оформила фиктивный развод и добилась вселения своего мужа в комнату матери. «Всё равно она скоро умрет, — рассудили чёрствые люди. — Пусть площадь достанется сыну…»
Или ещё случай, где опять на сцене появляется предприимчивая невестка. Она подаёт в суд, чтобы уплотнили свекровь, вселив в её комнату старенькую сестру.
— А что думает по этому поводу ваш муж? — спрашивает судья. — Согласится ли он причинить такую неприятность матери?
— Меня это не касается. В данном случае муж представляет собой третье лицо. Это я подаю в суд на его мать.
Вызывается «третье лицо». От него многое зависит. Его больная семидесятилетняя мать плачет. Не столько потому, что жалко расставаться с отдельной комнаткой. Нет, ей стыдно, что её, старуху, таскают по судам. За что?
Она всматривается в родное до боли, до слёз лицо сына. Всю жизнь ему отдала! Вот он сейчас скажет, заступится. Сыночек ты мой! Надежда, опора…