Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)

Молох выглядел довольным собой. Он любовался Люцианом, как любовался бы Пигмалион своей Галатеей. Люциану хотелось с головой завернуться в чёрную мантию и больше не показываться Молоху на глаза. Главком усмехнулся, будто отведал самого сладкого в мире вина, щекочущего язык и ласкающего гортань. Какое Бордо, когда есть Люциашка?

Молох поцелуями поднялся от паха до трепещущей груди и стал мерно поглаживать Моргенштерна.

— Я знаю, что ты ещё не готов, малыш, — едва слышно произнёс Молох. — И я не тороплю тебя.

— Тогда что это было? — часто дыша, пролепетал Люциан, пытаясь собраться с мыслями.

— Лёгкая шалость, — оскалился Молох и поднялся над Моргенштерном, вновь задвигав внутри него пальцами.

Всё это для того, чтобы генерал сжался и приник к его груди. Вцепился руками в лацканы пиджака и раздвинул ноги, продолжив неистово насаживаться на пальцы.

Милый… Сколько я не уделял тебе внимания, потому что ты не позволял коснуться тебя? Как много ты думал о том, насколько сильно хочешь, чтобы я поласкал тебя? Ещё не время для кнута, сейчас ты слишком уязвим. Обожаю твой беззащитный взгляд. Он компенсирует очень многое. Например, мою жажду унижения. Правда, кусаешься ты всё так же отменно. Я почувствовал железный привкус на губах — признак того, что я увлёкся, заигрался, и ты начал играть со мной в прятки в огромном лабиринте под названием «взаимоотношения».

Насаживайся на мои пальцы. Шепчи, как соскучился, как тебе хотелось, чтобы я трогал тебя. Однажды ты сам придёшь ко мне на колени и запрыгнешь на мой член. Это будет упоительный момент, когда мы оба поймём, что на самом деле не можем прожить друг без друга и дня.

Мне нравится, что ты всё это время разрешал мне целовать тебя. Я пользовался этим и оставлял тебе с утра яркие засосы. Высокий ворот твоей мантии, конечно же, прятал их, но мы оба знали, какой ты у меня зацелованный. Я бы целовал тебя ещё и ещё.

— Не смей! — попытался сопротивляться Люциан, когда Молох спустился вниз и губами прижался к его яичкам.

Молох одним взглядом послал его куда подальше, после чего закрыл глаза и языком провёл по узкому колечку мышц. Сладкий, неистовый генерал — пусть поскулит. Моргенштерн разлёгся на столе, отправив всё лежавшее на нём на пол, и громко застонал, когда Молох начал иметь его языком. Поражают не ощущения, но мыслеобразы. Молох, его жестокий, кровожадный и гордый Молох — ласкает его подобным образом. О таком и мечтать нельзя. Но это происходит. Молох действительно имеет его языком и наслаждается этим, потому что знает, как Люциашке этого не хватает.

Шершавые ладони торопливо скользят по телу, цепляя чувствительные твёрдые соски, и Люциан ловит его большие, тёплые руки, ненадолго, но с таким желанием. Молох старается придерживать мягкие бёдра генерала и трогать, много трогать их, ведь под мантией они всегда так соблазнительно выглядят. Ткань очень сексуально облегает их. Любители полуголых суккубов с золотыми украшениями, конечно, не оценят, но пошли бы они все к чёрту.

Сейчас есть только трепетный и не заласканный Люциан.

Остальное может идти к чёрту.

========== Чашка кофе ==========

Всё началось с того, что Молох решил: неплохо бы Люциану прогуляться и развеяться.

Погода стояла переменчивая. Солнце как кокетливая барышня: то появится из-за облаков, то вновь исчезнет. От холодного ветра никуда не деться. Люциан тепло оделся: поддел свитер под косуху, но иногда всё равно пробирало. Слишком уж он привык к жару Второго круга Ада и лёгкой ткани своей мантии. Щетина цеплялась за старательно заправленный шарф.

Молох и Люциан шли, легонько соприкасаясь пальцами. Ненавязчивая связь, зародившаяся не без труда.

— Ты думаешь, надо? — нахмурился Молох, никогда и ни с кем не ходивший за руку.

— Если нет, то получится, будто мы, может, и не знакомы вообще, — добродушно хмыкнул Люциан. — Давай сюда руку.

— Я всё ещё не уверен, — настаивал Молох. — Кому какое дело вообще?

— Ты что, — Люциан поднялся на мыски и ехидно улыбнулся, — стесняешься что ли, главнокомандующий?

— Ничего подобного, — отрезал он и отвернулся, но за руку Люциашку взял.

Спустя несколько минут главком подумал, что это приятно. Наверное, это такое обозначение собственности над кем-то у людей. Если так, то и нечего было думать. Молох чувствовал себя единоличным владельцем тушки под именем Люциан. И сильно сжимал ладонь генерала, но не до боли. Просто обозначал свою позицию. Гордо шагал навстречу недоумевающим прохожим. Они бы не рискнули подойти к этому дуэту, даже если бы они и не держались за руки.

Соприкосновения, наоборот, рождали больше опасений.

Правда, Молох не привык, что пальцы Люциана могут быть холодными.

— Мёрзнешь? — с удивлением спросил Молох.

— Капельку, — пальцами свободной руки Люциан обозначил, насколько он замёрз, и Молоху хватило такой малости.

Неподалёку стоял фургон, торговавший горячим кофе. В принципе, почему бы и нет? Продавцом был мужчина в сапогах со шпорами и в ковбойской шляпе. Экзотичный наряд, ничего не скажешь. Если присмотреться, то в глубине фургона кто-то удобно устроился, чтобы подремать. Итак, их было двое.