Всему виной развратный вид Люциана, готового на всё, лишь бы тепло не прекращало поступать. Секс подобен религиозному экстазу. Молох обжигал волшебной и могучей аурой силы. Она окутывала генерала, и ему нечего было противопоставить, кроме частичного повиновения. Против Молоха не существовало приёма. Всё равно что забраться в пещеру дикого медведя и попасть в его хищные когти, но не умереть, а стать предметом развлечения.
Моргенштерна пьянил тяжёлый запах тела Молоха — ему хотелось быстрее, сильнее, больше.
Шелест упаковки прекратился, демон натянул новый презерватив — и Люциан словно рухнул в бездну вниз головой. Голова закружилась, тело содрогнулось, и генерал сильнее прижал кулаки к груди. Молоху такой жест не понравился: в нём было мало живописного, пусть и много — эротичного. Главком приостановился, чтобы снять с недалеко лежащих брюк ремень и перевязать генералу руки сзади. Когда так произошло, Люциан недовольно завозился, и Молох затянул сильнее.
Генерал лежал на боку, раздвинув ноги, и с прищуром смотрел на мужчину, всячески пытаясь сказать взглядом:
«Я не твоя игрушка».
Ответом служил ласковый и благосклонный взгляд, как смотрят взрослые на глупых детей.
«Тогда почему ты весь в моей власти, малыш? Тебе нравится. Давай будем честными друг с другом. Ты любишь, когда на тебя наваливается крепкий мужчина и забирает то, что ему нужно. Тебе хочется быть обласканным мной. Всему твоему телу этого хочется. Так что расслабься и дай затянуть ремень ещё туже».
Молох развёл ноги генерала как можно шире и надавил на колени, заставив Люциана похвастать растяжкой. Головкой члена дразняще прижался к пульсирующему кольцу мышц. Заглянул податливому генералу в глаза и облизал губы, глядя с высоты своей мощи.
«Ради такого верного взгляда я уничтожил бы целый божественный пантеон. Я не собираюсь ни с кем делить такого последователя. Верного как псина и прекрасного подобно полубогу. Как если бы Арес завалил молодого и прекрасного воина, затащив того на Олимп».
Люциан безумно сладко стонет. До дрожи в пальцах. До мутнящегося рассудка. Всем видом просит ещё, несмотря на то, что удовольствие будет сопровождать боль. Он знает, что Молох начнёт кусаться и оставит много следов на груди, плечах и шее. Больше всего на шее, чтобы заявить миру о праве своего владения. Пока Молох двигает тазом, Моргенштерн готов растаять в его руках эротическим воспоминанием. Но слишком рьяно главком держится за реальность. Он белыми нитями пришивает интимное воспоминание к гобелену реальности. А Люциан улыбается, когда через кожу проходит игла с ниткой, наслаждается тем, что занимает собой весь мир Молоха.
Главнокомандующий вряд ли ещё когда-нибудь так опьянеет, как от Люциана. Посмотрит на генерала — зарычит от возбуждения и грубо прижмёт к изголовью кровати. Моргенштерн с затёкшими руками будет бороться с ремнём за право взяться за шею разгорячившегося Молоха, прижаться как можно ближе и провести языком по мочке уха.
Моргенштерн тоже рычит и цепляется зубами за плечи любовника, оставляя яркие синяки. Молох посмеивается — что это для него? Простые царапины. Вынесенные с постельного поединка обожаемые трофеи. Пусть кусается, божится, молится и громче зовёт его по имени.
— Кто твой владыка? Кто твой полноправный хозяин, сучка? — вопрошает главнокомандующий, облизывая мочку уха и прижимаясь к щеке Люциана своей.
— Понятия не имею… — ехидно шепчет Моргенштерн, прижатый к дереву изголовья.
— Ответ, — жёстко требует Молох, оттягивая голову генерала за волосы. — Я жду правильного ответа.
— Мо, — на выдохе тихо произносит Люциан, закрыв глаза от боли.
— Ещё раз, — Молох потянул ещё. — Я тебя не слышу.
— Молох! — громче выдал генерал, ощущая наворачивающиеся слёзы.
— Ещё! — скомандовал ухмыляющийся бог войны и совершил быстрый толчок бёдрами.
— М-м-молох… — Люциан стиснул зубы и сжал пояс главкома коленями. — Мой владыка… Мой хозяин… — проскулил от боли генерал и откинулся на изголовье, часто дыша.
Молоху было достаточно одного движения, чтобы освободить руки Люциана от пут и позволить себя обнять. Моргенштерн тут же воспользовался такой возможностью. Одной рукой крепко обнял за шею, а пальцами другой — взлохматил грубые рыжие волосы. Скрестил лодыжки на пояснице мужчины. Когти свободной руки оставили пятерню между лопаток. Молох зарычал и пошевелил плечами. Он держал генерала под коленями и с наслаждением зажимал между собой и изголовьем постели.
— Какого чёрта ты такой притягательный? Обычная шлюшка, — с фырком произнёс Молох, прищурив глаза.
— Тот же вопрос тебе. Обычный монстр в человечьей шкуре, — хмыкнул Люциан, после чего задрал голову, и Молох впился в шею страстным и затяжным поцелуем.
Чтобы оставить на оттенке бледной кожи немного космического очарования. Ничто так не показывает страсть, как оставленные засосы. Завтра Люциашка будет собираться на службу и думать, как ему прятать постыдные метки. Но он держал демонов за дураков: все давным-давно знали, что к чему. Просто молчали, потому что молчание — золото. И гарант сохранности жизни.
Кровать ритмично скрипела.