Вольнодумцы

– Вы думаете, что я пришла поговорить насчёт Артура?

Марченко чуть погрустнел, отпил ещё воды.

– Нет. Я так не думаю. Я очень люблю своих мальчиков. И всё сделаю для них. Старшему, Павлику, как будто повезло с женой. Он самостоятельный, за свои ошибки привык платить сам, потому и сумел спутницу отыскать по себе. А вот Артур… За ним всегда был двойной пригляд – мой и его старшего брата. Он другой. Ему тяжело, когда сложно и много всего. Он не принёс бы тебе счастья.

О том, принесла бы она счастье его сыну, Николай Петрович деликатно умолчал.

– Артур очень славный. Он ещё своё возьмёт. – Лиля отреагировала так, как отреагировала бы любая на её месте.

Теперь ей предстояло выложить ему то, на что вряд ли кто-то ещё решился бы.

– Николай Петрович! Вы, конечно же, догадались, что я здесь не случайно.

Марченко коротко, но весьма равнодушно кивнул.

– Мне нужна ваша помощь.

Поднятые брови кинематографиста выдали фальшь.

– Не знаю даже, с чего начать…

Лиля ожидала, что Марченко подбодрит её, но он молчал.

Она рассказала ему всё, ничего не утаив, нигде не пытаясь схитрить.

– Я не могу вас ни в чём обвинять, но если вы действительно тогда поменяли свои показания, я хочу знать почему. Это может помочь Ивану Елисееву… – она сделала паузу, – остаться в живых.

Николай Петрович принялся смотреть по сторонам, выглядывая официантку. Потом показал ей, что ему нужен счёт. Затем неспешно достал кошелёк, вынул из него кредитную карту, положил перед собой.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь. Я никогда не проходил свидетелем ни по какому делу. Мне жаль, что твоему другу так нелегко приходится. Но я здесь ни при чём.

Когда он ушёл, Лиля некоторое время сидела неподвижно. Она была уверена, что это ещё не конец истории.

* * *

После краткого разговора с полицейским Елисеевым Артёму стало немного спокойнее. Он повернул с площади Льва Толстого на Большой проспект. В этом районе города он ориентировался хуже, чем в других. По логике градостроительства проспект в итоге должен был вывести его ближе к Неве.

Вспомнилось, как один его приятель делился с ним наблюдениями за своим страхом высоты. Однажды в мужской компании ему пришлось на старой и скрипучей канатной дороге подниматься на Чегет. Путь состоял из четырёх отрезков. Два наверх и два вниз – каждый минут по пятнадцать. Свой дикий страх приятель Артёма перед своими спутниками показать стыдился. Ехал и сживался с ощущением непрестанного ужаса. И вот на четвёртом отрезке вдруг ощутил, что ужас отступил. Страх перестрашился – так тогда охарактеризовал приятель своё исцеление. Похоже, что-то сходное случилось и с Артёмом. Страх перестрашился.

Он размышлял, что, если Елисеев предлагает встретиться, значит, у него что-то есть. По всей видимости, Венька действительно погиб не своей смертью, иначе Елисеев ограничился бы разговором по телефону.

Голос полицейского звучал так, что ему хотелось доверять.

Завтра утром Артём покинет Санкт-Петербург, город, не давший ему в этот раз ничего конкретного, ни одной подсказки, ни одного выхода, но что-то бесповоротно в нём изменивший.

Большой проспект всё никак не кончался. Чем дальше он шёл, тем разительнее дома отличались друг от друга. Город временами словно терял свою цельность, признавался, что пережил многое, и следы пережитого всё труднее скрывать.

Когда он упёрся в набережную, уже почти совсем стемнело. Он перебрался через мост и двинулся вдоль парапета, поражаясь, сколь помпезны, загадочны и величественны здания в этой части Васильевского. Они напоминали молчаливых правителей, которым не нужно слов, чтоб их слушались. Неожиданно он представил себе, что гуляет тут с Майей. Её наверняка впечатлит эта странная, холодная, продувная красота.

Он набрал её номер. Разговор вышел таким, будто между ними и не происходило ничего странного. Он едва отговорил её встречать его завтра на вокзале. И сразу пожалел об этом. Если она ещё раз попросит, он согласится.

Теперь ему предстояло чем-то занять себя в этот последний вечер.

На Дворцовой толпился народ. Несмотря на холод, недалеко от арки Главного штаба саксофонист томно выводил тёплую джазовую тему.

На этом огромном пространстве ему вдруг привиделось что-то совсем нереальное: площадь полна народу, все что-то скандируют, кричат, и вдруг несколько полицейских выхватывают из толпы Лизу и тащат её за волосы прямо к Монферрановой колонне. Его так захватило это видение, что он никак не мог его с себя сбросить, а потом вместо Лизы появился его брат Вениамин. Когда случайно, по воле затейливых ассоциаций и воспоминаний, представляешь себе нечто трагическое, поверить в возможную реальность легче лёгкого. Веня нагнулся над своей племянницей, которую на самом деле никогда в жизни не видел, и тщился поднять её на ноги, вырвать из рук карателей.

Очнулся Артём на брусчатке. Он лежал на боку. Кто-то тянул его за руку и причитал:

– Поднимайтесь, поднимайтесь!

«Боже, что это со мной?» Шалимов не соображал, отчего он упал.

Человек, тянувший за руку, выглядел смутно знакомым, но кто он?