Вольнодумцы

Она вспомнила, как Артур как-то сказал, что с ней хорошо молчать. Она посмеялась про себя тогда: надо же, какая пошлость! Теперь убеждалась, что такое возможно. В их обоюдном молчании пространство словно излечивалось от всех хворей, прорежалось, теряя вязкость, убирая все помехи. Ничто не должно нарушать эту тишину.

Сперва они легли на разные края кровати. Спиной друг к другу. Она произнесла, не поворачиваясь в его сторону:

– Спокойной ночи!

Он ответил:

– Спокойной!

Её забавляло, что он улёгся в кровать в гостиничном халате.

Иван изводил себя. Так изводятся больные, сдавшие анализ и ждущие результата. Усталость перешла ту черту, за которой уже нет отдыха.

От Лили пахло шампунем и чем-то тёплым, уютным, знакомым, чуть приторным. Он вспомнил, как они первый раз поцеловались…

На концерте, посвящённом Дню милиции, они оказались на соседних местах. Почти не разговаривали, но дружно хлопали певцам, смеялись шуткам юмористов. Потом как-то само собой получилось, что он предложил пойти куда-нибудь выпить. Она сказала, что ей очень нравится один бар на Пречистенской набережной, и если идти, то только туда.

Доехали на такси. В Москве закручивался снег, и, хоть до Нового года оставалось ещё много дней, зимняя праздничность уже поселилась на улицах и набирала силу.

В баре всего один столик был не занят. У самой двери.

Иван заказал себе водки, Лиля – шампанского.

Он спросил тогда, что такого в этом баре. Она ответила: он похож на европейский больше, чем какой-либо другой в Москве.

«Ты была в Европе?» – удивился тогда Иван. Она кивнула. Потом уточнила, что всего два раза. Один раз в Париже, другой – в Милане. И ещё добавила, что очень любит классическую музыку, и самые незабываемые её впечатления от тех поездок – это классические концерты.

Всё могло сложиться по-другому. Ему, менту, розыскнику, надо было бы сразу бежать от всего этого, от постоянных перемен настроения, от сарказма, гордости, необходимости быть правой во всём, но он потерял голову при виде её чуть раскосых глаз и губ, которые каждой улыбкой почти открыто призывали: целуй!

Целоваться они начали прямо в баре. Сначала он потянулся к ней, но она чуть наклонила голову, и он упёрся лбом в её лоб. Потом медленно, мучительно, тягуче губы их чуть соприкоснулись, очень бережно, так пробуют на вкус незнакомую пищу. Потом их языки потрогали друг друга, рты стали словно чуть больше, губы стремились к тому, чтобы слиться воедино. Она оторвалась от него первой. Он сразу снова кинулся её целовать, но она заслонилась ладонью. «Ещё рано». Из её уст это прозвучало как признание. Она умела, ничего не скажешь, сделать желание мужчины нестерпимым.

Она так и не разучилась чувствовать его, как себя. И теперь не сомневалась, что он возбуждён. Повернулась, протянула руку…

По тому, как он держал её, обнимал, она сделала вывод, что за время их разлуки он изменился, стал как-то слабее, легче, из мышц ушла гибкость. Возможно, вся эта ситуация пожирает его изнутри. И вчера, и сегодня, после того как согласилась помочь ему, Лиля убеждала себя, что секс невозможен, и, когда она, взмокшая, со спутанными волосами, перекатилась на свою сторону постели, ни один из аргументов против близости с ним не исчез. Но это не имело уже значения. Она вспомнила почему-то сцену из романа Франзена «Свобода», где героиня занималась сексом с мужчиной своей мечты, будучи замужем за другим, и изобразила всё так, будто отдалась, почти не просыпаясь, в состоянии своеобразного лунатизма. Почему она её запомнила?

В эту минуту она ожидала всего на свете, только не телефонного звонка.

Звонил отец Ивана. Сына он не позвал, только произнёс: «Завтра в десять утра, оладушная. Передай». Произнёс так отчётливо, что в тишине гостиничного номера Иван наверняка всё расслышал.

Лиля включила ночник.

– Ты что-нибудь понял?

– Да.

* * *

Несколькими часами ранее

Генерал Крючков попросил водителя остановиться на набережной Шевченко, метрах в двухстах от места предполагаемой встречи.

Он не видел Петра Елисеева много лет, но сразу узнал его. Тот стоял у входа на мост Багратион, руки в карманах, уверен в своей правоте, голова чуть опущена, как у тех, кто всегда готов защищаться.

Сначала он долго раздумывал, стоит ли впутывать старого волка в это дело (с его методами и принципами он способен был испортить весь план), но, взвесив все за и против, когда перебрал все варианты и убедился, что, если не обратится к его помощи, потеряет все шансы хоть как-то контролировать ситуацию, предложил увидеться. Предложил и сразу засомневался в том, что тот придёт. Характером он всегда славился непросчитываемым. В самый последний момент мог совершить неожиданный ход. Только когда обнаружил его в условленном месте, сомнения окончательно отпали.