– Он всё обстряпал так, что якобы это я, а не он заставил Марченко поменять показания. И подсадил меня на крючок. Если бы тогда информация просочилась наверх, меня бы выкинули из милиции. Ему бы поверили, не мне. Он – начальство. Он – старше по званию. Я этого не хотел. Не хотел, чтобы меня, как щенка, вышвырнули из органов. Ты же помнишь, какое тогда время мы переживали. Волчий билет – это навсегда. Да, я успокаивал себя, что мальчику уже не помочь. Он мёртвый… А я был живой. Ты хоть предполагаешь, какие люди за всем этим стояли?
– Откуда мне знать?
– Судя по всему, очень высокие.
– Какие же? Какие высокие люди могут быть заинтересованы в том, чтобы убийство подростка вдруг превратилось в нечастный случай?
– Родионов тогда пугал меня, что лучше с ними не связываться.
– А ты и поверил. Молодец! Вот как генералами становятся. За веру, царя и Отечество. За доверчивость. – Пётр Елисеев сделал долгий глоток пива, будто его внезапно обуяла жуткая жажда. – И никогда тебе не приходило в голову что-нибудь исправить? Ты ведь помнишь отца мальчишки, что ходил к нам в отделение и требовал наказать виновных. Он тоже не маленький был человек. Говорил, в ЦК работает.
– Нет. Не приходило. Я стремился всё это побыстрее забыть.
– А я вот тогда кое до чего докопался. Следы этого дела вели на стройку ЦМТ. Вот он там, видишь? – Пётр Викентьевич махнул рукой в сторону другого края моста. – Как специально мы здесь сели. Отец парня там какую-то проверку проводил и выяснил, что запускать объект никак нельзя. Но объект приняли и открыли в срок. А у того, кто против этого боролся, погиб сын. Странно, не так ли?
– И что дальше? – Крючков дышал всё чаще и глубже.
– Дальше? Я теперь на пенсии. Но вот, спустя сорок лет, кое-что случилось. Это что-то из ряда того, чего быть не может. Просто не может. Но произошло. Бог всё видит.
– Что же? – Крючков удивлялся всё больше.
– У меня есть друг, не из наших, у него есть сын. У этого сына есть начальник. Они работают в библиотеке. И как думаешь, кто этот начальник?
– Откуда мне знать?
– Младший брат покойного Вениамина Шалимова. И он просто-таки жаждет докопаться до правды. В общем, мой друг по просьбе сына обратился ко мне. Я попросил Ивана помочь.
– Ты совершил это, несмотря на то, что я, его начальник, связан с этим делом?
– Да.
Крючков нахмурился. Крыть ему было нечем. Пётр прав.
– Ты жаждешь меня уничтожить?
– Нет. Просто я, в отличие от тебя, откликаюсь на просьбы друзей.
– Ивану что-то удалось?
– Сейчас, как ты понимаешь, у него не спросишь. – Елисеев допил пиво. – Возьми мне ещё. Ты генерал, я – пенсионер.
– Странно как-то получается. Я тебя вызвал на встречу. А выходит, словно наоборот.
– Так бывает. – На губах Петра Викентьевича Елисеева появилось что-то похожее на улыбку. – Когда Давид Шульман сообщил мне о покушении на Ваню и об инсценировке его смерти, я ни секунды не сомневался, что это ты наворотил и скоро найдёшь меня. Ты дал мне обещание когда-то и теперь, когда не можешь его выполнить, надеешься, что я тебя выручу. Это в твоём стиле. Но сейчас наши желания сходятся. Пока. Поэтому излагай. Так уж и быть, выслушаю тебя…
Крючков обескураженно молчал. А Пётр Викентьевич продолжил:
– Вы похороны-то Ивану собираетесь устраивать? С воинскими почестями. Это я спрашиваю, чтоб жена туда не пошла ненароком. Я ей объяснил, что вся эта смерть понарошку, но женщины недоверчивы. В отличие от полицейских…
– Надеюсь, этого не потребуется. Ты спросил, как нам вытаскивать Ивана? Я кое-что придумал.
– Уверен, это блестящая идея. Его руками решишь свои проблемы и поквитаешься с тем, кто сорок лет имеет на тебя мнимый компромат. Я угадал?
Крючков чуть не вскрикнул оттого, как резко у него запульсировал висок. Зря он вызвал этого старого чёрта. Надо было обойтись без него. Но теперь уже деваться некуда.
– Только он сейчас способен нанести Родионову удар. Потому что тот уверен в Ваниной смерти.
Пётр Викентьевич выглядел так же спокойно, как и минутой ранее. Казалось, его совсем не интересует, что собирается предложить Крючков.