Самолёт долго ехал по полосе, потом остановился, побурчал немного двигателем и начал набирать скорость, чтоб тяжело, но уверенно оторваться от земли. Лиза выбрала место у окна и теперь, как зачарованная, рассматривала быстро удаляющуюся землю с линиями шоссе, полями, маленькими деревеньками, с сиротством февральских равнин, накопивших в себе молчание и усталость. Когда они поднялись достаточно высоко и летели сквозь серое облачное марево, чтобы в итоге выскочить к ясному небу, Лиза повернулась к своему спутнику:
– Что-то ты бледный. Плохо переносишь самолёт?
– Редко летаю. Не знаю, как переношу. Вроде нормально себя чувствую. Может быть, у меня кожа такая от природы? Просто ты раньше не замечала.
– Намекаешь на аристократическую бледность? – Она положила ладонь ему на колено.
Вольф хотел улыбнуться, но сдержался. Не распознал, Лиза шутит или насмехается.
Стюардессы, извиняясь перед теми, кто неосторожно вытянул ноги в проход, покатили тележку с напитками. Серые чайники соседствовали с бутылками с водой и пакетами с соком.
– Мама, – голос Лизы чуть дрогнул, – когда мы с братом росли, часто подводила нас к окну – а у нас окна выходят на Волгу – и говорила, что нет ничего лучше этого вида, где взгляд упирается в горизонт и мир виден безмерно далеко. Я давно этого не вспоминала, а сейчас вспомнила. Как мне жить без неё?
– Не хорони её прежде времени. Много случаев, когда люди излечиваются. И она вылечится.
– Думаешь? – Лиза наблюдала, как бойко стюардессы раздают стаканы и наборы с завтраком.
Вольф с энтузиазмом закивал.
– Как прилетим, сначала поедем в гостиницу, поселим тебя. А потом уже я отправлюсь домой. Думаю, сегодня вечером вряд ли нам удастся увидеться.
– Не возражаешь, если встречусь с одним своим другом по «Фейсбуку»?
– Чем занимается?
– Молодой писатель.
– У меня вообще-то папа писатель.
– Что? – Вольф чуть не подскочил в кресле. – А почему не говорила?
– Мы маловато знакомы для того, чтобы ты уже всё обо мне выведал. – Она насторожилась. И в разговоре с Артёмом, и сейчас он чересчур рьяно интересовался писательством. Он так любит литературу? Или сам что-то пописывает? Почему тогда прямо не скажет об этом? Вдруг он гений? Скрытый гений?
– У него такая же фамилия, как у тебя?
– А какая?
Вольф смутился.
– Я такого не знаю. Если тебя это задевает, прости. Я обязательно его прочту. Есть в Сети?
– Не интересовалась. Книг его дома навалом.
– Я, кстати, вчера видел твоего дядю Артёма.
– Да ты что? Почему утаил?
– Ты собиралась вчера. Не хотел отвлекать звонками. А утром у тебя был такой грустный и растерянный вид. Ты бы расстроилась.
– Почему расстроилась?
Вольф пересказал, при каких обстоятельствах ему вчера встретился Лизин дядя.
Она несколько раз охала во время его рассказа.
– Я ему звонила днём вчера. Сообщила, что мы улетаем. Мне показалось, он огорчился. Всё это тяжело для него. Эти эсэмэски. Неужели из-за этого ему плохо стало?
– Он поделился со мной, что ему позвонил тот полицейский, что обещал помочь. Я так понял, они сегодня встречаются в Москве.
– Он сегодня уезжает из Питера?
– Да… – Вольф сейчас и сам удивлялся, почему раньше не обсудил всё это с любимой. Вчерашнее его писательство поглотило его так, как никогда прежде. И ничего другого не сохранилось от вчерашнего дня, кроме того, как он писал всерьёз, взахлёб, и контуры романа уже намечались, уже всё яснее виделось, для чего подойдёт тот или иной его набросок.
– Это к лучшему. Надеюсь, у него хватит здравомыслия пойти к врачу. Интересно, что для него выяснил этот полицейский? Позавчера мы много чего навыдумывали, особенно я. Но вдруг что-то и окажется правдой? Я почти уверена, что ключ к разгадке в этом ЦМТ. Уверена, что моего дядю убили какие- то гады, чтобы повлиять на дедушку.
– Может быть, мама твоя что-то помнит?
– В таком состоянии её не стоит об этом расспрашивать.
– Но ведь она тоже получает эти эсэмэски?
Лиза поморщилась.
– Чёрт, какие же твари! Дядя обязательно попросит полицейского помочь определить отправителя. Я не сомневаюсь.
– Ты говорила, твой друг-хакер считает, что определить отправителя почти невозможно.
– Да, это так. Но неужели у полиции не найдётся никаких технологий?
Тележка наконец поравнялась с их рядом. Немного уставшее лицо стюардессы просияло дежурной улыбкой.
– Сэндвич с курицей или с рыбой?
Пётр Викентьевич Елисеев вышел из дома ни свет ни заря. Провериться, нет ли хвоста, он посчитал первой необходимостью. Он никогда не простит себе, если вдруг из-за его неосмотрительности с Ваней что-то случится.
Надо ехать на метро и сделать несколько нелогичных пересадок. Тогда топтун, если он существует, точно выдаст себя.
Жене он вчера не стал врать, сказал, что ему необходимо завтра увидеться с сыном. Она только кивнула и перекрестила его. Она давным-давно не заводила разговоров о том, что ему следует беречь себя. Когда Иван объявил много лет назад, что хочет служить в милиции и никто не повлияет на его выбор, восприняла это стоически.