Вольнодумцы

Нет. Действовать стоит иначе. Он, конечно, не детектив, но кое-какие друзья отца и матери остались. Вдруг они что-то помнят о том времени, когда погиб Веня? В конце концов, должно что-то сохраниться и в полицейских архивах. Экспертиза? Медзаключение? Но как их добыть? Неужели ни у кого не найдётся знакомых в правоохранительных органах? Надо думать. Иногда под носом у себя ничего не замечаешь. Есть ли вероятность того, что Вера всё это время знает правду о гибели их брата и не говорит ему? Почему?

Конечно, сейчас впутывать Веру не следует. Нет никакой уверенности, что она имеет ко всему этому отношение. А если она выяснит, что он получал такие эсэмэски и утаил их от неё? Расстроится. Хотя… Ей явно не до этого сейчас. Кто же всё-таки их ему шлёт? И зачем? Почему кто-то считает необходимым унизить его, да ещё с такой иезуитской жестокостью?

Все эти размышления так его взволновали, что он даже не заметил, как поднялся с кровати и расхаживает по квартире взад и вперёд.

Один раз он ударился ногой о край кровати. Не сильно.

В какой-то момент он взял свой сотовый (у современных людей это происходит почти автоматически, как реакция на всё на свете), перестал бесцельно фланировать и сел на кухне за стол, где уныло и хаотично грустили о горячей воде немытые тарелки и чашка в кофейных разводах. Открыл раздел «Контакты», попутно соображая, у кого могут быть знакомые в полиции. По большому счёту, у кого угодно. Но не звонить же всем подряд? Придётся положиться на интуицию. Он решительно набрал номер учёного секретаря своей библиотеки. Саша Синицын, хоть они и не общались слишком тесно, был одним из самых приятных людей для Артёма Шалимова в этом мире. Вежливый, умный, сдержанный, хороший работник, не зануда. О чём ни попросишь, всегда откликнется.

– Сань, привет!

– Артём Сергеевич? Что случилось? Вы же в отпуске. Да и выходной сегодня.

– У меня к тебе личное дело. Есть минута?

– Да, я слушаю, конечно.

– Просьба, я понимаю, покажется тебе странной. Нет ли у тебя знакомых в полиции, к которым можно было бы обратиться, скажем так, неформально?

– С вами случилось что-то нехорошее? Вы в опасности?

– Нет. Не волнуйся. Просто нужно проконсультироваться.

– Точно?

– Точно.

– Слава богу! У моего отца, кажется, был друг, у которого сын полицейский. Я выясню. Перезвоню. Я быстро.

– Хорошо. Буду ждать.

Этот разговор немного успокоил Артёма.

Он вымыл посуду, сделал себе кофе, положив в чашку почти две ложки. От горечи поморщился, но в целом такой вкус был сейчас уместен.

Вспоминая свою жизнь, в которой всегда, до самого последнего времени, существовали родители, он сейчас поражался тому, что о гибели его брата они никогда не говорили, никогда не ходили на кладбище, не поминали его за столом. Его как током ударило от мысли, что ему неизвестно, где могила брата. Когда хоронили отца, а потом мать, эта тема почему-то не всплыла, хотя было бы логично положить их рядом c Вениамином. Такое ощущение, будто кто-то произвёл в их семейной памяти вивисекцию. И вот теперь, спровоцированный эсэмэской, Артём продирается к чему-то растворённому в десятилетиях молчания. Почему он раньше никогда не задавал себе эти вопросы? Кто его зомбировал? Или он просто всё забыл?

В квартиру между тем заползали сгустки ранней тьмы, сопровождаемые светом фонарей, по потолку перемещались отражённые огни проезжающих по набережной машин.

За окнами слышалось тяжёлое, сипловатое дыхание города.

Звонок Синицына раздался как нельзя кстати. Он разорвал то тёмное, мрачное, бессмысленное, что снова овладевало Артёмом, грозя парализовать его волю.

– Артём Сергеевич, я нашёл человека. Это сын друга моего отца. Его зовут Иван Петрович Елисеев. Сейчас скину его телефон. Он сказал, чтоб вы ему позвонили завтра после двенадцати. А в чём всё-таки дело?

– Саша, это не телефонный разговор. Спасибо тебе!

Через пару секунд Саша прислал номер телефона Ивана Елисеева, о чём мобильник сообщил немного жалобным писком. Артём смотрел на цифры и недоумевал: что он скажет этому незнакомому человеку? Скорее всего, тот сочтёт его безумцем. Чёрт! Теперь уже неудобно отступить. Завтра придётся ему позвонить.

* * *

Невестка настояла, чтоб на похороны Вики никого не приглашали. Так и проводили втроём: отец, мать и дедушка. «Может, это и правильно, – рассуждал вконец вымотанный переживаниями и бессонницей Крючков. – Кого ещё звать? Когда делишь горем с другими, оно только разрастается».

Почти сразу после того, как всё закончилось, сын и невестка уехали в аэропорт. Организацией похорон занималась Светлана. Всё прошло чинно, без сбоев. Помянули коротко и молча. Выпили по стопке. Не смотрели друг другу в глаза, будто стыдились, что они живы, а Вика мертва. Незначительностью факта погребения они как бы отрицали, отменяли её смерть, старались сделать процедуру такой, чтобы её не помнить.

Генерал Родионов не звонил, хотя был в курсе времени похорон. Вероятно, посчитал, что уже выразил вполне достаточное сочувствие.