Вольнодумцы

Текилу выпил залпом и сразу заказал ещё.

Ему, судя по всему, психолог сейчас нужнее полицейского.

Вопросы падали на него, как ядра.

У отца, матери и Веры точно имелась веская причина никогда не упоминать при нём о его старшем брате Вениамине.

Вера! Вера! Как он невнимателен к ней!

Он взял сотовый, написал ей в Ватсап:

«Привет! Извини, была страшная запарка на работе. Как ты?»

«Начала лечение. Чувствую себя неплохо. Через две недели, наверное, поеду в госпиталь Кюри, в Париж. Сашка пока не решил с деньгами, но время ещё есть. Я верю в него».

«Я обязательно приеду скоро».

«Хорошо».

Всё спокойно, связь между братом и сестрой крепка и не мешает их личным жизням. По крайней мере, пока. Но почему она никогда не обсуждала с ним смерть Вени? Не рассказывала о нём?

Бар постепенно наполнялся людьми. По тому, как бармены приветствовали новых посетителей, Артём догадался, что заведение держится на завсегдатаях. За соседним столом расположилась весьма экстравагантная пара средних лет. Женщина явно уже выпила сегодня, её бритоголовый спутник, судя по всему, тоже. Они заказали пиво и теперь громко и разнузданно чокались кружками из толстого стекла.

Артём попробовал отключиться от них, но это оказалось не так-то просто. Дама с огненно-рыжими, не очень ухоженными волосами и её гладкоголовый спутник чувствовали себя, как на сцене. Постаревший скинхед стремился произвести на свою приятельницу впечатление. Он что-то длинно, без пауз рассказывал, иногда наклоняясь к ней близко и шепча нечто заветное на ушко, иногда переходя на декламацию.

Заказав третью порцию текилы, Артём мысленно назвал себя алкашом. Досадное слабоволие. А что ещё делать в баре? «Последняя на сегодня», – приказал он себе почти торжественно. Пока бармен готовил напиток, Шалимов, словно оправдываясь перед самим собой, отправил Майе ещё одно сообщение. Сказавши «А», говори «Б». «Я волнуюсь, почему не отвечаешь?» Расчёт был на то, что на такое трудно не ответить. Но… Она снова прочитала и снова проигнорировала. Она унижает его. Ладно. Ещё пожалеет…

Мысли сделали поворот и потекли туда, где с Майей им точно не столкнуться.

Не свою ли вину за смерть Вени так тщательно скрывали от него родственники? Неужели все ему лгали? Он всю жизнь избегал роли жертвы, прикидывался, что ему наплевать на чужие мнения. И вот может так случиться, что самые близкие лепили из него дурака.

Тем временем отношения между рыжеволосой дивой и её другом не на шутку накалились. Видимо, удрученный тем, что барышня не отвечает в должной мере на его ухаживания, а напротив, яростно мотает головой, сопротивляясь ласкам, он поднялся со стула и прокричал:

– Я, между прочим, в Сирии воевал!

Его муза отреагировала мгновенно.

– Ах ты… наёмник! – И плеснула ему в лицо добрую порцию пива.

Посетители дружно ахнули, ожидая неприятностей. Но мужественный воин стоически перенёс оскорбление, взял охапку салфеток со стола и пошёл в туалет умываться. Дама через минуту торопливо последовала за ним.

Артём не любил таких сцен. Они его нервировали, пугали. Бар резко разонравился, и, если бы ему не принесли текилу в рюмке с воинственными, как у военного головного убора, краями, он бы ушёл. Аура места разрушилась этим глупым скандалом.

Однако вскоре парочка в обнимку вернулась к столику. Похоже, во время умывания они всё же нашли общий язык. В питейном зале вновь воцарилась относительная гармония.

Артём попросил рассчитать его. В этом заведении ему делать больше нечего.

Пока бармен нёс счёт, отношения между воякой и коварной рыжеволосой тётей вновь стали накаляться. Чем всё это закончилось, Артём уже не увидел.

Ему наконец надо что-то решить: или он остаётся с Майей и терпит её друзей-революционеров, либо рвёт с ней, либо придумывает что-то третье.

На улице на него беспардонно напала зима, чуть ли не раздевая колючим ветром.

Он пошёл быстро, сунув руки в карманы, один раз чуть не полетел на петербургском снегу, судя по всему нечасто встречающимся с лопатой дворника.

В итоге оказался напротив памятника Достоевскому. Как только он увидел фигуру писателя, жившего в этом районе в нескольких разных домах, показалось, что воздух на несколько градусов потеплел. Хотя, скорее всего, это просто на время петербургский ветер дал себе передышку и, забившись в подворотни, прижался к стенам, чтобы накопить новых сил.

Почему-то стало смешно от известного всем сочувствия классика к падшим женщинам. Теперь иные торгующие своим телом могут сами являться предметом зависти. Хотя чего им завидовать? Чему? Деньгам? Да, деньгам. Такова правда современной жизни. Не все открыто признают главенство денег, многие стесняются, но если ты нищ, никто тебя не зауважает за твой прекрасный характер, талант или ещё что-нибудь немонетизируемое.