Читаем Вольное царство. Государь всея Руси полностью

Эта вторая война с Тверью задумана была государем Иваном Васильевичем совсем по-иному.

– Без крови хочу тверское княжество взять, – сказал он сыну. – Ныне есть у нас пушки, которые еще дальше, чем прежние, бьют. Без вреда для собя можем их стены сверху донизу разбить, а силы ратной у нас вдвое больше, да и наши-то вои лучше ихних…

– А с грабежами да с полонами как будем? – спросил Иван Иванович.

– На сие запрет строгий, за сие грозно казнить буду, – сурово сказал Иван Васильевич. – Днесь же, Иване, не позже, составь о сем приказ братьям моим и всем воеводам нашим, дабы помнили, что не с погаными рать у нас, а со своими православными, что казним мы токмо князя да ближних слуг его за измену их крестоцелованию. Приказ же сей ты с гонцами братьям моим и воеводам по полкам пошли.

– А когда, государь, полкам из Москвы выступать? – спросил Иван Иванович.

– Как нами с тобой удумано. К ночи выступает маэстро Альберти с пушкарями и конным полком. Утре до рассвета идти передовому полку, к ночи – большому полку. На двадцать первое августа после раннего завтрака идти нашим полкам и нам самим с ними…

Снова идут на Тверь полки московские. Тем же путем идут, как и в первый раз шли. Над полями жаворонки от зари до зари звенят – последний у них, третий выводок. По вечерам же и на рассвете из луговых низинок, где колдобинки с водой от родничков овражных или широкие болотца, заросшие камышом и осокой, слышно, как плачут чибисы, собираясь уже перед отлетом в стаи, и крякают утки.

– Лету конец приходит, – задумчиво молвил Иван Васильевич.

– Люблю яз сие время, – с улыбкой ответил сын. – Хорошо ранней осенью. Тишина особая и в полях, и в лесах, и солнце не печет, а токмо сияет да ласково греет…

– Надо быть, тверской рубеж переходим, – усмехаясь, перебил сына Иван Васильевич, – и, видать, бежали заставы-то ихние.

– Сие значит, государь-батюшка, – весело ответил Иван Иванович, – идут уж полки наши: и передовой, и большой, и даже пушечники, по тверской земле.

– Пятый день на походе мы, – продолжал старый государь. – Хоша и не спешим мы, а все же днесь пушечников нагоним.

– Мыслю, под самым Клином нагоним, – молвил Иван Иванович. – Вестники от них сказывали, великие грозы там прошли с ливнями. Все дороги размыло – телеги с пушками вязнут. Маэстро ждать будет, пока дороги малость провянут…

– Верно, – сказал Иван Васильевич. – Отошли сей же часец гонцов в Клин с приказом нашим, дабы не токмо пушкари, а и все прочие полки нас в Клину ждали. У нас не горит, нечего коней и людей зря истомлять. Сколь отсюда верст до Клина-то?

– Верст двадцать пять будет…

– Значит, успеют они туда за два часа, а то и за полтора прискакать и все войско наше задоржать, – сказал Иван Васильевич и дал знак конникам, чтобы ехали легкой рысью.

Иван Иванович подозвал начальника своей стражи и приказал ему взять с собой двух конников на лучших конях да с запасным конем и немедля скакать в Клин, задержать там все войско до приезда государей.

Когда он возвращался к отцу, гонцы обогнали его и, проскакав вдоль всего полка, быстро скрылись из виду.

Гонцы эти поспели в Клин вовремя, и там все полки московские уж в обед радостно встречали обоих государей.

Объехав войска и пушечные обозы, государь и его соправитель обедали вместе со всеми своими воеводами, среди которых были из наиболее известных: князья Иван Юрьевич Патрикеев, Данила Димитриевич Холмский, Семен Иванович Ряполовский, Борис Михайлович Туреня-Оболенский, братья Бороздины, Семен и Василий Романовичи, князь Федор Иванович Бельский и другие, не менее чтимые…

За обедом было весело. Словно все это и не на войне происходит, а в мирное время, на торжественном празднике. Все шутили, пили здравицы, только гонцы от дозоров и лазутчиков неизменно прибывают из часа в час, и дума государева ведает о каждом шаге князя тверского и его воевод.

– Мечется князь-то Михайла у собя в Твери, яко зверь в клетке, ото зла и страху, – злорадно молвил государь Иван Васильевич.

– Мыслю, – сказал, смеясь, князь Иван Юрьевич Патрикеев, – сам-то он не ведает, что деять, а его бояре да воеводы, чаю, токмо одного ищут – как бы повыгодней отсесть под твою руку, государь.

– Верно, верно, – зашумели кругом, чокаясь кубками, воеводы, – за здравие государей наших!

Сентября восьмого войска государей московских соединились с войсками князя Андрея углицкого и князя Бориса волоцкого под Тверью и обступили со всех сторон стены крепости. Маэстро Альберта грозными рядами расставил дальнобойные пушки, жерла которых навел на ворота и на бойницы стен и башен.

Подъехав к государям, наблюдавшим за приготовлениями, он почтительно поклонился и доложил через толмача своего:

– Все мной для осады изготовлено, государи. Прикажете пристрел начать? Наперво мы в главные вороты ядром ударим. В другой-то раз пальнем в верхнюю башенную бойницу, а из третьей пушки – по стенным зубцам вправо от башни…

– Добре, – согласился государь Иван Васильевич, – бей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза