И вот в марте нового года, на пятой неделе Великого поста, прибыли на Москву к обоим великим князьям, к Ивану Васильевичу и Ивану Ивановичу, послы от архиепископа Феофила и от веча новгородского: Сидор, игумен Николо-Белого монастыря, вечевой подвойский Назарий и вечевой дьяк Захарий били челом великим князьям, были бы они Новгороду не господами, а государями.
Снова пред великими князьями предстал знакомый уж им Назарий, красивый юноша с сияющими глазами.
– Мы, государь, – сказал он великому князю, – все доброхоты московские, ныне объединились крепко со всеми против господы. Ныне на вече сила у нас. Все молодшие за един стали. Нонечко вече все, без господы токмо, к тобе нас послало звать тобя государем Новугороду, потому живота в Новомгороде никому нет, опричь господы. Мы, государи, руки к вам простираем, ко владыкам нашим: протяните и вы нам руку помощи. Содейте сие, государи, пока еще в силе мы, а господа в страхе великом, не видя собе помощи ни от царя Ахмата, ни от короля Казимира.
Такие же речи говорили и два других посла, подтверждая слова Назария. За это старание и помощь Москве великий князь наградил дьяка и Подвойского вотчинами, а Сидору обещал через митрополита устроить его игуменом в большом монастыре на Москве или близ Москвы.
Великий князь был доволен и решил закрепить это изустное решение веча, на котором в этот раз сила оказалась за молодшими и черными людьми…
– В сих, – молвил он сыну, – оплечье наше против господы. Поддержать их надобно.
– Как же поддержать-то? – спросил отца Иван Иванович. – Ведь у господы полки есть, а у доброхотов наших вся сила – токмо они сами.
– Их в свое время московские полки поддержат, – усмехнувшись, заметил Иван Васильевич, – а пока мы вот подумаем, кого в Новгород отпустить послами ко владыке и вечу новгородскому. Мыслю, дьяка да двух воевод с крепкой стражей.
– Яз мыслю, государь, – сказал Курицын, – из дьяков послать Василья Далматова, а из воевод кого – тобе самому лучше ведомо.
– Мыслю, князь Федора Пестрого да Ивана Борисыча Жито, – молвил великий князь. – Далматов тоже тут к месту: разумен и хитр. Пусть пытают они у новгородцев – какого хотят государства от нас? Послов же их пока яз на Москве задержу. Не след им теперь в Новомгороде быть. Чую яз, там нестроения и смуты господа почнет после запроса нашего.
К концу мая месяца, когда нежданно морозы ударили и лужи по ночам замерзали и только к концу дня успевали оттаивать, послы московские прибыли в Великий Новгород. Всю дорогу они словно поздней осенью ехали, видя, как овощь огородная побита стужей этой необычной и как погибло все обилье садовое…
На другой день после приезда в Новгород, двадцать восьмого мая, послы московские в сопровождении стражи своей, согласно уговору с владыкой и посадником, прибыли на вече, как только зазвонил вечевой колокол.
Они увидели, что народ уже весьма возбужден доброхотами господы, снова поднявшей голову. Видели послы и московских доброхотов, но их было мало. Воеводы московские переглянулись и знаком подозвали начальника стражи.
– Аким Ипатыч, – тихо молвил князь Федор Давыдович, – будь начеку на всяк недобрый час.
– Истинно, – ответил Аким Ипатович, – я от Новагорода николи добра не жду, а токмо худа…
Появились члены господы на помосте степени и пригласили туда послов московских. Когда послы воссели на скамьи, посадник степенный Фома Андреевич Курятник после обычных приветствий народу при открытии совещания закончил свою речь так:
– Сей часец слово за послами господина великого князя Ивана Василича.
Крики толпы прервали его.
– Да живет господин великий князь! – закричали со всех сторон.
Когда же шум начал уж затихать, вдруг явственно послышались голоса небольшого числа людей:
– Да живет государь наш князь Иван Василич!
Неожиданно эти жидкие голоса были подхвачены мощным ревом великокняжеской стражи:
– Да живет много лет государь наш!
Это произвело большое впечатление, и толпа сразу стихла. Пользуясь этим, посадник Фома Курятник продолжал:
– Послы скажут слово великого князя…
Поднялся со скамьи и дьяк Василий Далматов, встали вслед за ним и воеводы московские, поднялись со скамей и члены господы.
– Государь Иван Василич сказывает: «Были у меня послы от богомольца моего владыки Феофила и от веча новгородского, челом били и звали государем Новугороду. Какого же государства вы от меня хотите?»
После мгновенной тишины, охватившей всю вечевую площадь, понеслись со всех сторон вопли и крики:
– С тем мы не посыловали!..
– Сие есть ложь!..
– Сие переветники[91]
тайно от нас содеяли!– Бей всех, кто на Москву ездил!
Послы видели с высоты степени, что в толпе началась свалка. Сторонники господы напали на сторонников Москвы:
– Бей их! Переветники все!
Часть толпы бросилась к степени, и дьяк Далматов увидел – схватили Захария Овинова, которого он по Москве знал, слышал сквозь шум и рев, как Овинов кричал:
– Сие боярин Василь Никифоров содеял! Он князю крест человал от Новагорода.