Вольное царство. Государь всея Руси

Но уже из ответа митрополита Филиппа папский легат почувствовал, что все пути к объединению церквей отрезаны. Говорил митрополит внешне спокойно, но непримиримо. Он взял символ Русской церкви и символ веры[61] римской и указал на восьмой член, где у русских говорится о Боге Духе Святом, что он происходит только от Бога Отца, а у римлян – что Дух Святой происходит и от Бога Отца и от Бога Сына. Утверждение Римской церкви митрополит объявил ересью. Когда после митрополита выступил в прениях известный на Москве книжник Никита Попович, папский легат ясно увидел, что не только соединения церквей, но и общего языка у Рима с Москвой не может быть.

Никита Попович говорил долго, гневно и пылко, торопливо перелистывая священные книги и читая из них длинные выдержки. Книг на столе около Никиты было так много, что великий князь, переглянувшись с дьяком Курицыным, собрался уже уехать из хором митрополита, где происходили прения. Но в это время архиепископ Бонумбре, воспользовавшись кратким перерывом в речи Никиты Поповича, встал и испросил слова у митрополита, а получив разрешение, сказал спокойно и вежливо:

– Я внимательно выслушал все существенные возражения вашего высокопреосвященства, а также отца Никиты, но не могу по сути дела подкрепить свои мнения чтением тех или иных мест из Священного Писания и от отцов церкви, ибо со мною нет нужных мне книг.

Уклонение папского легата от прений вызвало открытое ликование среди русского духовенства, объявившего свою победу в прениях…

Бонумбре все это принял весьма спокойно и, как показалось великому князю, был доволен мирным окончанием своей неудачной попытки.

Отъезжая от митрополита, великий князь позвал в свою колымагу и Федора Васильевича; хотелось ему побеседовать с дьяком своим с глазу на глаз.

– Ловко ведь увернулся легат-то, – смеясь, заговорил Иван Васильевич, – умен, умен сей папский легат.

– Они, государь, все умны, – заметил Курицын, – токмо ум-то на глупости тратят.

Великий князь нахмурил брови и спросил:

– На какие же глупости, ежели они о символе веры баили?

– Не гневись, государь, – ответил Курицын, – тобе нечто от грецкой философии, сиречь любомудрия, скажу. Много яз изучал по-грецки великого мудреца их, Аристотеля именем. Мудрец сей учит, как правильно мыслить, дабы не мешать истину с ложью. Науку о сем Аристотель называет «логика», сиречь наука о том, как разумно мыслить…

Великий князь слушал весьма внимательно.

– А ну, скажи мне, – молвил он, – что-либо от его мудрости.

– Изволь, государь, слушай… Вот он что об истине сказывает: «Истина всегда и везде истина и не может быть ложью». Иными словесами, в одном деле не может быть враз истина и ложь, а токмо одно: либо ложь, либо истина.

Иван Васильевич задумался.

– Правильно сие, – произнес он медленно, – так же вот: Бог всегда и везде есть Бог и не может быть не Богом.

– Истинно, государь, – радостно воскликнул Курицын, – истинно так!

– А как по науке сей утвердить бытие Божие? – опять подумав, спросил великий князь.

– Бог есть, ибо мудрое устройство мира служит для сего основанием, – ответил Федор Васильевич и, подумав, добавил: – Из сего же ясно, что Бог един, как и в Священном Писании писано, ибо ни един волос не упадет с главы без воли Его, все лишь единой Его волей деется.

Великий князь задумался на миг и быстро спросил:

– А к чему ты молвил, что попы умны, а ум на глупости тратят?

– Истинно так, государь, – смелей заговорил дьяк. – Попы вот бают: «Бог-то един», а сами его на трех богов делят: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого… Как же может быть три Бога, ежели Он един? В символе же веры сказано: «Верую во единаго Бога Отца», далее, «и во единаго Господа Иисуса Христа», а далее: «и в Духа Святаго, Господа Животворящего, иже от Отца исходящаго…» А по логике-то выходит…

– Един Бог, – быстро перебил дьяка Иван Васильевич, – не может быть в одно и то же время тремя едиными богами.

– А от отца исходящего? – заметил дьяк.

– И сего быть не может, – с увлечением продолжал великий князь, – ибо вся Троица вечна, из века веков есть, а потому и один Бог от другого происходить не может…

– А как же сказано: «Иже от Отца рожденнаго прежде всех век Света от Света, Бога истинна от Бога истинна…»

Великий князь ничего не ответил и задумался. Он как-то сразу многое понял по-новому, а мысли его будто вооружились и стали вдруг острее и глубже…

Он молчал всю дорогу и, только выходя из колымаги, сказал:

– Утре приходи к раннему завтраку. Вижу яз, что сия наука Аристотелева не токмо попам надобна, а более того – государям при государствовании ихнем.

Как только до Рязани дошли вести, что в Москву приехали из Рима царевна и папский легат со свитой, Джованни Батиста Тревизан заволновался. Захватив с собой свою небольшую казну, ибо все ценности оставались на хранении в хоромах Ивана Фрязина, спешно поехал он в Москву в сопровождении толмача и двух слуг-венецианцев.

Иван Фрязин встретил его с досадой, опасаясь, как бы греки, приехавшие с царицей, чего бы не вызнали от своего соплеменника, тем более что Тревизан был родом из Мореи и знал Палеологов.