Лет десять назад принцесса Эмилия вдруг увлеклась техническими игрушками. Она, конечно, не копалась с гаечным ключом в механизмах, но постоянно требовала то показать ей машинное отделение парохода, то устроить экскурсию в мастерскую, то пустить за руль паровой повозки. И жаловалась, что пышные юбки, волочащиеся по полу, для таких забав совсем не подходят - мало того, что пачкаются, так и еще и цепляются за все подряд. В общем, однажды дочь короля появилась на публике с укороченным подолом до середины голени. Ревнительницы традиций чуть в обморок не попадали, зато модницы схватили все на лету. С тех пор каждый год линия отреза продвигалась, как минимум, еще на полдюйма вверх и доползла уже до колен.
Библиотекарша, кутаясь в рыжую шубку, добежала до Генриха. Он подал ей руку, помог залезть в экипаж. Едва сел рядом, как она спросила жадно:
- Герр фон Рау, а как расследование? Убийцу уже поймали? У нас все только об этом и говорят. Ко мне пристают с расспросами, но я ничего не рассказала, честное слово!
- Вы молодец, фройляйн Майреген. Я вам благодарен за помощь. Но убийца, к сожалению, еще не найден.
- А рукопись вы прочли? И ту, вторую книжку? Там есть подсказки? А про чертополох догадались - при чем он тут? А мне расскажите?
Он рассмеялся, она тоже хихикнула. Сказала:
- Да-да, я помню! Секреты нельзя выпытывать.
- Но главную тайну я вам все-таки выдам. Надеюсь только, вы не разочаруетесь. Дело теперь ведут другие сотрудники, а я - просто зритель.
- Ой, это вас вот так наказали?
- Ну что вы. Это меня вот так поощрили. Я с гораздо большим удовольствием проведу время с вами.
- Правда? Тогда я буду гордиться и важничать. Меня сопровождает мастер-эксперт! Правильно ведь? Так у вас на жетоне было написано?
- Ну да. Должность так называется.
- Значит, светописью владеете мастерски. Завидую вам!
- Точнее, раньше владел. Сейчас - только теоретически.
- А что случилось?
Она заглянула ему в глаза, и Генрих понял, что, пожалуй, впервые за двадцать лет этот вопрос ему задают не из праздного или научного любопытства, а просто с сочувствием и тревогой. И ответил, осторожно подбирая слова:
- Видите ли, я участвовал в научном эксперименте, но он окончился неудачно. С тех пор мои способности заблокированы. Наложено затворяющее клеймо.
- Ужас какой. Простите.
- Ничего страшного. Дело давнее.
Экипаж подкатил ко входу в городской парк. Нынешние гуляния были приурочены к юбилею университета, и народ валил валом, несмотря на мороз. Слышалась музыка и разноголосый гомон. Солнце проглядывало сквозь ветки, между деревьями пестрели гирлянды. На каждом шагу торговали выпечкой, калеными орехами, леденцами. Воздух пах ванилью, корицей и сладким дымом.
Генрих с зеленоглазкой, побродив немного между лотками, вышли к помосту, на котором подмороженный миннезингер в стилизованном средневековом наряде воспевал Прекрасную Даму и терзался из-за того, что та никогда ему не ответит. При этом клятвенно обещал не сдаваться и петь, пока не помрет, аминь.
Дослушав, зашли погреться в павильончик, где предлагался горячий шоколад и глинтвейн. Устроились за крошечным деревянным столом, и Генрих спросил:
- Ну, и как вам эта... гм... вдохновенная песнь?
- Чувствую в ваших словах иронию, - она погрозила пальцем. - Но не пугайтесь, я и сама не люблю, когда вот так заунывно. Просто голос у него уж больно красивый.
- Как это правильно называется? Ода?
- Плач любви - потому что чувство у него безответное. Заслуженный старинный жанр, между прочим. Еще у миннезингеров бывает рассветная песня - альба, лейх, пастурель, воспевание времен года...
- Погодите, пастурель - это...
- Это когда пастушка и рыцарь. А само слово - из окситанского языка.
- Вы, оказывается, тоже мастер-эксперт.
- Представьте себе. Даже в университете все это изучала.
- Какой у вас, кстати, был факультет?
- История искусств.
- Серьезно? А такой существует?
- Несколько лет уже. Правда, он пока самый маленький.
- Надо же. Как-то мимо меня прошло. Старею, наверно.
Генрих вздохнул и сделал добрый глоток глинтвейна. Спутница взглянула лукаво:
- Ну-ну, герр фон Рау, не надо кокетничать. Вы вовсе не старый.
- Тогда, знаете, у меня предложение. Называйте меня Генрихом. Если честно, я это 'фон' терпеть не могу. А по именам - это, по-моему, вполне современно. Тем более, мы с вами со вчерашнего дня - партнеры в расследовании.
- Тогда и вы меня называйте Анной. А почему не любите 'фон'? Или вы так образцово скромны, что стесняетесь указания на дворянство?
- Дело не в скромности, просто обстоятельства так сложились. Дворянство мое - не наследное, а пожалованное. Отец был из бюргеров. Сам же я до двадцати трех лет был Генрих Рау, без всяких 'фон'. А ту историю, после которой мне прилепили благородную приставку к фамилии, не хочется лишний раз вспоминать.
- Это связано с экспериментом, из-за которого?.. - она не договорила.
- Да, с ним. Когда программу прикрыли, мне дали пинка под зад, а в утешение сунули дворянскую грамоту. Ну, и денег еще - довольно приличную сумму, надо признать. Но это было совсем не то, к чему я тогда стремился.