Волнолом

- Ага, значит, вы мне верите.

- Скажем так - я готов обсуждать услышанное. Хотя, разумеется, мне не доставляет удовольствия мысль, что мой мир - подделка, а память кто-то переписал.

- Ну, лично у вас, по-моему, мало что изменилось. Как были начальником конторы, так и остались. Да и сама контора стоит незыблемо - скала, да и только. Эдакая константа, на которую не влияет смена эпох...

- А вам, значит, в прежней жизни (будем называть ее так для ясности) наложили некое клеймо. Любопытно.

- Эксперимент сочли опасным для общества, - сказал Генрих. - Здесь, в вашем мире, было иначе - это я уже понял, хотя не знаю подробностей.

- Да, программу закрыли не потому, что считали вредной. Наоборот, наверху ее всячески одобряли. Но испытуемые начали умирать - сначала Эрик, через неделю Вальтер. Людвиг продержался несколько месяцев. Франц выжил, но повредился в уме. Вы отделались легче всех. Лишь оставили службу и с тех пор опасались применять дар.

- Спасибо за экскурс. Полезно знать свою биографию. Кстати, может, отцепите уже деревяшку? Рука затекла.

Генерал расстегнул защелки на брусе. Сказал:

- Теперь о насущном. Мы сейчас зашиваемся. Кроме взрывов в Речном проезде и на Пчелиной улице, на нас повесили дело о дирижаблях.

- Были и другие аварии?

- Да, при взлете в порту. Почему-то отказал двигатель. Как и в том случае, что вы наблюдали. Сейчас все рейсы отменены, воздушное движение перекрыто. Есть версии?

- Могу лишь повторить то, что уже сказал. Светопись в двигателе вышла из-под контроля. Хотя она должна быть там сверхнадежная, от лучших специалистов...

- Лучшие светописцы не занимаются двигателями. Это малопрестижно.

- Вот как?

Генрих задумался. Если генерал прав, то это кое-что объясняет.

- Теодор, вы говорите - малопрестижно. Но это - у вас. В моем же мире все ровно наоборот. Престиж - это техника, а светопись стала, по сути, ее придатком. Мастера-светописцы помогают строить машины, король это поощряет. Паровые двигатели для дирижаблей у нас, насколько я слышал, прямо-таки напичканы светом. Без него они слабы и неэффективны.

- То есть у нас техническая светопись хуже, поэтому двигатели сбоят?

- Похоже, так. С приходом волны это приняло опасные формы.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, соображая. Потом генерал заметил:

- С этой волной вообще многое непонятно. Мне видится нарушение причинно-следственных связей. По вашей версии, история свернула уже давно, когда барон познакомился с Сельмой. Правильно?

- Да, судя по всему.

- Но катаклизмы происходят сегодня.

- Это говорит лишь о том, что время - не такая простая вещь, как нам представляется. Судите сами. Первые изменения проявились...

- Минутку, Генрих, - генерал предостерегающе поднял руку. - Давайте сделаем паузу. Мне, конечно, придется в это вникать, но сначала надо заняться непосредственными обязанностями. Вы ведь помните - у нас тут не академический клуб, а совсем другое учреждение.

- Будете искать Сельму?

- Да. Хотя бы ради того, чтобы выслушать ее версию.

- Только не забывайте, на какие трюки она способна.

Генерал вызвал секретаря и принялся диктовать указания. Потом звонил коллегам из 'двойки', что-то настойчиво объяснял, пристукивая ладонью по столу в такт словам. Генрих перестал слушать - им овладело тупое оцепенение. Очнулся он лишь после того, как генерал, перегнувшись через столешницу, встряхнул его за плечо.

- Вы заснули?

- Прошу прощения, Теодор. Вы что-то спросили?

- Напомните, как продвигалось расследование в том мире. Ключевые моменты.

- Нашли убитого аптекаря, потом профессора и механика...

- Как их звали? Аптекаря и механика, я имею в виду.

- Э-э-э... Первый - Ротмайер, кажется. Да, точно, Гельмут Ротмайер. Второй... Простите, не знаю. Его имя при мне никто не упоминал.

- Ладно, отыщем. Можете еще что-нибудь добавить? По существу?

- Нет, пожалуй. Я бы отдохнул, Теодор. В голове туман...

Слабость и правда нарастала с каждой минутой. Перед глазами все расплывалось, сердце стучало чугунным колоколом.

- У вас переутомление, Генрих. Слишком интенсивно применяли дар в эти дни...

Генерал еще что-то говорил, но его слова застревали в воздухе, залипали, как мухи в луже варенья. Окружающий мир отодвинулся, потускнел и уже почти не воспринимался. В кабинет вошли какие-то люди, подхватили Генриха под руки. Повели по длинному коридору, заставили спуститься по лестнице. Потом его отпустили, и Генрих стал заваливаться на спину - падение было невыносимо долгим, будто на морском дне, пока наконец он не уткнулся затылком во что-то мягкое, и тогда его сознание отключилось.

Проснувшись, Генрих долго размышлял на тему того, что превращается в бесприютного странника. Где он только не ночевал в последнее время! В служебной квартирке, в посольстве чужой империи, а теперь вот окончательно докатился. Сунули в камеру для особо опасных подозреваемых.