— Что вы имеете в виду? — спросил Генрих.
— Позвольте, я уточню — каких действий вы от нас ждете?
— Вы могли бы сообщить королю. Ему, полагаю, будет интересно узнать, что канцлера подменили, а советник воскрес из мертвых.
— Герр фон Рау, — торжественно произнес дипломат, — перестановки в органах исполнительной власти — внутреннее дело Девятиморья. Империя, уважая суверенитет королевства, не вмешивается в эти вопросы.
— Слушайте, герр посол, давайте начистоту. Нас ведь, надеюсь, никто не стенографирует? Не сочтите за бестактность, но в подобных играх ваша держава (как, впрочем, и наша, надо признать) никогда не отличалась повышенной щепетильностью. Иными словами, если бы вы видели какую-то выгоду, то, отбросив дипломатический пафос, тотчас рассказали бы королю обо всем…
Посол картинно развел руками — ваша правда, мол, даже добавить нечего. Генрих, запнувшись, уставился на него:
— Так, погодите. Что получается? Раз ваше посольство молчит, значит, нынешнее положение дел вас устраивает? Ха, если так… А не вы ли, часом?..
— Ну-ну, продолжайте. Не мы ли, часом, все это и затеяли? Уверяю вас, мы тут ни сном ни духом. Фройляйн фон Минц — то есть, простите, фрау фон Вальдхорн — прекрасно справилась в одиночку.
— Можно подумать, вы бы признались.
— Мой ответ прозвучал, герр фон Рау. Как к нему относиться — решайте сами. Напомню лишь, что это вы к нам пришли, а не наоборот.
— Господа, — заметила Ольга, — прошу прощения, что вклиниваюсь в вашу беседу, но раз уж вы меня не прогнали, то, может, объясните, в чем дело? И при чем тут баронесса фон Вальдхорн?
— Вы правы, Оленька. Обсудим все по порядку.
Обмениваясь этими репликами, они поднялись по лестнице и прошли по широкому коридору. Толкнув дубовую дверь приемной, хозяин кивнул секретарю, поднявшемуся из-за стола, и сказал:
— Сережа, чайку нам организуйте. Ну и…
Он выразительно пошевелил пальцами. Секретарь склонил голову:
— Сию минуту, Иван Игнатьевич.
— Ждем.
В кабинете полстены занимало живописное полотно, изображающее церемонию подписания Февральского мира. На островке посреди замерзшей Белой Реки стоял пурпурный шатер, у входа в который сошлись король Бертольд Странный и император Дмитрий. Первый был гладко выбрит, в начищенной кирасе и в шлеме, второй — с окладистой бородой, в неброской дубленой куртке. Правители, сжав друг другу ладони, мерились взглядами. Свитские благоговейно замерли. Даже небо не осталось безучастным к происходящему — тучи раздвинулись над шатром, и в просвете блестело солнце.
— Торжественный и прекрасный момент, — сказал посол, остановившись перед картиной. — Два великих соседа признали, что вражда — это путь в тупик. И решились взглянуть друг другу в глаза, открыто и честно.
— Да, — согласился Генрих, — честность — это великая вещь. Можно прямо сказать соседу, что в доме у него не все ладно. Или дать хотя бы намек. Чтобы не разрушить атмосферу доверия, как вы, дипломаты, любите выражаться.
— Доверие — это еще и такт. Умение не навязываться партнеру. И понимание, что с некоторыми проблемами тот должен справиться сам. Но давайте не будем углубляться в философские дебри — сделаем передышку.
Посол взвесил на руке тяжелый угловатый графин, наполненный аспидно-черной жидкостью с серебряным проблеском. Разлил по хрустальным стопкам — Ольге буквально каплю, себе и Генриху по паре глотков.
— О, — сказал Генрих, — это то, о чем я подумал?
— Именно, герр фон Рау. Знаменитая смоль-слеза, которую мы не продаем на экспорт — лишь угощаем важных гостей.
— Польщен.
Жидкость оказалась плотной, тягучей, почти как патока, но на вкус — горьковато-терпкой. Она увесисто булькнула, проваливаясь в нутро, и породила приятный жар, который волнами распространился по телу. В окружающем мире тоже произошли перемены — цвета потеплели, звуки смягчились.
— Смоль-слеза отменно сочетается с чаем, — возвестил посол тоном лектора. — Как, впрочем, и со всем остальным. Можно с равным успехом употреблять натощак и после обильной трапезы, а также в процессе оной. Ну как вам?
— Бесподобно. Уже ради этого к вам стоило заглянуть.
— Вот видите! Но я всей душой надеюсь, что и результаты беседы вас не разочаруют. Давайте же, герр фон Рау, мы жаждем услышать вашу историю.
— Вообще-то я с каждой минутой укрепляюсь во мнении, что вы знаете все не хуже меня. Вряд ли смогу вам сообщить что-то новое.
— А мне? — капризно спросила немного захмелевшая Ольга. — И про баронессу, пожалуйста, во всех подробностях.
— В том мире, к которому я привык, баронессой она так и не стала. Вместо этого решила заняться светописью и весьма преуспела. Достигла просто невероятных высот. Я познакомился с ней всего неделю назад…
Он рассказал об убийствах, о попытке задержать Сельму и о том, как мир вдруг начал перерождаться. Опустил, правда, некоторые подробности вроде прогулок с Анной и бредовых видений, когда он снимал клеймо. Умолчал и о «вещих» снах — во-первых, не был уверен, что их можно отнести к фактам, а во-вторых, не хотел выкладывать все карты на стол.