— Сейчас приедем в посольство, — сказал ей Генрих, — попросим водки. Стопку. Или сразу графинчик. Да?
— Угу. Потом позовем медведей.
— Зачем медведей?
— А зачем — водку? Я ее терпеть не могу.
— Тогда вина. Или чаю. Ну что, идем в экипаж? Только обещайте не драться.
— Ладно, фон Рау, — сказала Ольга. — Драться мне с вами действительно не с руки. Вы кабан здоровый, упитанный. Но сейчас вы мне расскажете все, как есть. Без вранья.
Они сошли по ступенькам. Генрих заметил:
— Вы же сами ругались, что я вас в это втянул.
— Ругалась, и что? Все равно сгораю от любопытства. Так что выкладывайте. Только, я вас умоляю, не надо ссылаться на всякие там подписки о неразглашении. Если бы таковые существовали, вы вели бы себя иначе.
— Нет, подписок я не давал. Проблема в другом. Эта история — из тех, что нельзя поверить, пока сам не увидел.
— Ну, я-то уже видела кое-что. Вашими же стараниями. Кстати, район, где мы побывали, тоже узнала. Это ведь Речной проезд, правильно? Только дом хрониста еще не взорван. Но почему там все заросло? А из людей — только эта бабка?
— Не знаю. Честно, не знаю. Я ожидал увидеть совсем иное.
Локомобиль уже вырулил с Кедровой аллеи и катился теперь по улице, где загорались витрины и фонари.
— Итак, я слушаю, — напомнила Ольга.
— Если коротко — мир, который вы знаете, нереален. Стеклянный век на самом деле давно закончился. Я пытаюсь понять, что делать.
— Ага. Прекрасно.
— Ну я же предупреждал. Давайте так — если посол возражать не станет, я расскажу кое-что вам обоим сразу. Чтобы не повторяться.
Посольство империи уже маячило впереди. Округлые невысокие башенки белели в декабрьском полумраке. Окружающие кварталы — зажиточные, уютные, но несколько скучноватые — были выстроены, казалось, только ради того, чтобы оттенить эту надменную белизну. Искусно подсвеченный серебряно-льдистый флаг с тремя косыми полосками, похожими на след от когтей, развевался и трепетал, несмотря на безветренную погоду. На ограде виднелись гроздья чернильных брызг.
Шофер притормозил у ворот. Охранник в волчьем треухе и туго перетянутом полушубке, приоткрыв дверцу, заглянул в экипаж. Вежливо кивнул Ольге — явно узнал. Спросил о чем-то на своем языке и, удовлетворившись ответом, отошел в сторону. Ворота распахнулись бесшумно, мягко. Генрих на миг ощутил, как упругая сила вдавила его в сиденье. Темное пламя полыхнуло по сторонам; возник и сразу исчез запах прелых, подмерзших листьев.
И Генрих понял, что впервые с рожденья покинул Девятиморье.
Вестибюль посольства, впрочем, не отличался экзотическим интерьером. Упомянутые Ольгой медведи тут не бродили — Генрих даже слегка разочаровался. Да и людей почти не было, только охранник с шашкой торчал у лестницы, а возле гардероба пожилой господин с бородкой неторопливо снимал пальто.
— Иван Игнатьевич! — окликнула Ольга. — Удачно мы вас застали.
— Оленька? — господин обернулся, поцеловал ей ручку. — Вы, как всегда, прелестны. И да, я приехал за минуту до вас.
— Позвольте представить — Генрих фон Рау. Генрих, это Иван Игнатьевич Переяславцев, посол империи.
— Рад познакомиться, герр посол.
— Взаимно, герр фон Рау, взаимно. Мне доложили о вашей остроумной депеше. Она, разумеется, не могла не привлечь внимания. Особенно в свете вашего непосредственного участия в столь резонансном деле. И ваших личных контактов с руководством Третьего департамента.
— Ваша осведомленность восхищает. И немного пугает.
— Ах, оставьте. Это всего лишь наша работа.
— И все же я был весьма впечатлен, увидев Ольгу с чертополохом. Этот цветок — не из тех подробностей, о которых пишут в газетах.
— Мы, как вы понимаете, весьма интересовались ходом расследования. И сведения черпали… гм… не только из прессы. Цветок — это, если угодно, был тест для вас. Мы убедились, что вы действительно помните… Но давайте не будем утомлять вашу спутницу техническими подробностями. Оленька, я благодарю вас за помощь. Нам с герром фон Рау надо кое-что обсудить…
— Простите, герр посол, — сказал Генрих, — так сложилось, что участие Ольги оказалось несколько шире, чем она сама ожидала. Это моя вина. Я по дороге сюда воспользовался ее талантами к светописи. И, так сказать, в процессе сообщил ей некоторые подробности. Возможно, вам стоит выслушать и ее?
— Вот как? — посол пожевал губами. — Она у нас вольная пташка, если вы мне позволите столь избитый поэтический оборот. Да, вольная. Поет в свое удовольствие. Но помнит, что не все песни предназначены для посторонних ушей. Не так ли, Ольга Андреевна?
Та поморщилась и кивнула. Будто обжегшись, легонько тряхнула пальцами, с которых сорвалась темная капля света. Похоже, татуировка у нее на ладони представляла собой не только дань моде. Генрих продолжил:
— Мне не дает покоя один вопрос. Хочу прояснить его, герр посол, прежде чем мы приступим. Если вы знаете, как шло следствие, то и подозреваемая вам тоже известна…
— Сельма фон Минц? Которая теперь баронесса?
— Вот именно. То есть, вы в курсе, но не пытаетесь ничего предпринять. Почему?
— Боюсь, герр фон Рау, — вздохнул посол, — мой ответ не очень-то вам понравится.
Глава 7