Волнолом (СИ)

Гриф сделал паузу, чтобы все прониклись моментом, обернулся и кому-то кивнул. Только теперь Генрих рассмотрел человека в синем мундире, который сидел на стуле в углу. До этой минуты взгляд будто соскальзывал с незнакомца.

— Позвольте представить — майор цу Нидерхаузен. Он уполномочен выступить перед вами от имени Третьего департамента. Прошу, герр майор.

По залу пролетел шепоток. На верхнем ярусе кто-то — кажется, рыжий Франц — пробурчал вполголоса: «Псина!» Синемундирник подошел к кафедре:

— Здравствуйте, господа. Для тех, кто еще не знает, — в его голосе мелькнула ирония, — официальное название нашего учреждения звучит так: Департамент контроля светописи. Среди интеллектуалов и тех, кто мнит себя таковыми, эта формулировка вызывает, как правило, некое отторжение. Но, как уже сказал герр профессор, без контроля не обойтись. Поэтому в начале третьего курса, когда обучение приобретает практическую направленность, мы проводим с каждым студентом профилактическую беседу. Именно это нам предстоит сегодня.

Переждав недовольный гомон, майор невозмутимо продолжил:

— Чтобы ускорить процесс и не засиживаться до вечера, мы разобьем поток на три группы. С одной буду беседовать я, с двумя другими — мои коллеги. Деканат любезно предоставил нам отдельные помещения. Сейчас я зачитаю список присутствующих студентов и назову для каждого номер аудитории…

Спустя несколько минут Генрих в компании товарищей по несчастью маялся перед дверью на втором этаже. За раскрытым окном в торце коридора перешептывались полудикие яблони. Франц, высунувшись, притянул к себе ближайшую ветку и сорвал недозрелый плод. Надкусил его, скривился и швырнул обратно на улицу.

В группе, куда определили Генриха, оказалось почему-то только семь человек. Первым вызвали Вальтера. Пробыв за дверью минут двадцать, тот вышел, пожал плечами и буркнул: «Темнят чего-то». На уточняющие вопросы только махнул рукой — мол, сами скоро услышите. Он, впрочем, всегда был немногословен.

Очередь Генриха пришла через час. Он шагнул через порог, огляделся. Майор сидел на месте преподавателя, на столе перед ним лежала фуражка, папка с тесемками и еще какая-то штука, похожая на перевернутую плоскую миску, а за спиной блестела отмытая, еще не исписанная доска.

— Садитесь, герр Рау, — приветливо сказал человек из «тройки». — Я тут полистал ваше дело. Судя по сводной таблице коэффициентов, в момент приема на факультет вы были на двадцать девятом месте. Имеется в виду, по уровню дара среди ваших сокурсников.

— Сейчас я на семнадцатом.

— Да, совершенно верно. Вы демонстрируете похвальное рвение, и ваши способности развиваются. Поздравляю.

— Благодарю.

— Позвольте, я сразу задам провокационный вопрос. Как вы относитесь к нашему департаменту?

— Нейтрально, — Генрих насторожился.

— А если подробнее? Отвечайте откровенно, прошу вас. Даю вам слово, это никак не скажется на вашем академическом статусе. Беседа строго конфиденциальна. О ее содержании преподаватели не узнают. Или вы боитесь еще чего-то?

— Ничего я не боюсь, — насупился Генрих. — Отвечу прямо, извольте. Я согласен, что профессия светописца предполагает ответственность. Но не уверен, что надзор должны осуществлять непременно люди в погонах.

— То есть мастера светописи должны контролировать сами себя?

— В идеале — именно так. Внешние ограничения не идут на пользу науке.

— Мне импонирует ваш юношеский максимализм.

Вообще-то разница в возрасте между ними была не так уж и велика — лет десять-двенадцать. В отцы собеседнику майор никак не годился. Генрих хотел об этом напомнить, но удержался — только пожал плечами. Майор кивнул одобрительно и сказал:

— Да, надзор означает ограничение. Но он же задает верный путь. То есть, в каком-то смысле, открывает новые горизонты.

— Простите, но это, по-моему, чистой воды софистика.

Майор усмехнулся, после чего пододвинул «миску» поближе к Генриху:

— Будьте добры, положите сверху ладонь.

— Зачем? Что это?

— Всего лишь дополнительный тест, чтобы уточнить ваш световой профиль.

Генрих с некоторой опаской протянул руку. Под пальцами блеснул темный свет — почудилось, что ладонь погружается в чернильную мякоть. Слегка потянуло гнилью, но ее перебил свежий и сладкий запах.

— Что вы чувствуете? — быстро спросил майор, следя за его лицом. — Ощущения приятные? Или наоборот?

— Смешанные. Впрочем, да — скорее, приятные.

— Превосходно. На этом, герр Рау, мы, пожалуй, закончим. На досуге подумайте над тем, что я говорил. Поверьте, в недрах Третьего департамента зреют не только возмутительные запреты, но и проекты совершенно иного рода. Я же, со своей стороны, желаю вам успехов в учебе. Мы еще встретимся. В следующий раз, возможно, обсудим более конкретные вещи. Все зависит от вас.

Генрих сухо попрощался и вышел. Беседа оставила чувство недоумения, но в течение дня он еще не раз ее вспоминал, потягивая пиво с друзьями, а потом бредя домой сквозь пыльные сумерки.

Глава 10