Генрих попятился было, но понял, что не может сделать ни шагу. Мертвый чертополох оплел его ноги, как колючая проволока.
Ощерив беззубый рот, старая ведьма поднялась с лавки.
Откуда-то донеслось: «Генрих, Генрих!»
Старуха прислушалась и уставилась ему за спину. Он обернулся, чтобы проследить ее взгляд, и от этого движения весь мир вокруг опрокинулся. Земля ушла из-под ног, вывернулась, как льдина.
Генрих ухнул в чернильный омут, но не успел даже испугаться. Спустя неуловимо короткий миг под ногами снова возникла твердь, и вокруг воздвиглись стены больницы. Генрих понял, что все так же стоит над койкой, а Ольга, вцепившись в него, раз за разом окликает по имени.
– Всё-всё, – сказал он. – Слышу. Спасибо.
– Я уже думала…
– Понимаю. Но сейчас надо уходить.
Он стер морозные руны со лба Франца, и тот обмяк, завалился на бок.
– Только не вздумайте сказать, что он помер.
– Строго говоря, он помер давно. Сейчас – только обморок. Оклемается.
Генрих потянул Ольгу за руку и, выбравшись из палаты, задвинул засов снаружи. Подумал мельком – хорошо, что здесь звукоизолирующие насечки, а то сбежалась бы вся больница.
Доктор дисциплинированно ждал на стульчике в торце коридора.
– Все в порядке?
– Да. Благодарю за сотрудничество.
– Не поделитесь выводами? Мы с трудом представляем, как с пациентом дальше работать. Эта внезапная, ничем не спровоцированная вспышка два дня назад…
– Продолжайте наблюдение. Соблюдайте режим секретности. Придерживайтесь инструкций, оставленных моими коллегами. Ваша помощь будет непременно отражена в отчете. А теперь, если не затруднит, проводите нас к выходу.
Доктор кивнул, насупившись. Похоже, был недоволен. Они опять миновали крыло для «тихих», потом приемную. Генрих раскланялся и аккуратно, под локоток, вывел свою спутницу на крыльцо.
Едва оставшись без провожатых, Ольга яростно зашептала:
– Во что вы меня втянули, фон Рау? Что это за кладбищенский ужас? Почему там все мертвое? И карга эта мерзкая на скамейке…
– Значит, вы тоже видели?
– Шла все время за вами. Вы меня будто на веревке тянули, только не замечали. Хорошо хоть в конце услышали, когда я вопить начала.
– Действительно, неприятное место.
– Неприятное? Да у меня до сих пор поджилки трясутся!
– Я же предлагал – останьтесь в машине. Зачем вы со мной пошли?
– А что мне было – сидеть там одной, как дуре?..
Генрих всмотрелся в ее глаза, в предштормовую синь. Потом притянул Ольгу к себе и обнял. Она, затрепыхавшись, пискнула:
– Пусти, гад!
– Не пущу, пока не успокоишься.
– Я спокойная! Сказала – пусти!
Ольга добавила несколько слов на зимнем наречии. Генрих попросил:
– Потом продиктуете. С переводом. Я запишу.
– Бумага не выдержит.
– Верю. Правда, Ольга, простите. Не хотел вас пугать. Я сам напуган до чертиков.
Она сопела обиженно, но уже не пыталась вырваться. Сумерки украдкой подбирались к крыльцу.
– Сейчас приедем в посольство, – сказал ей Генрих, – попросим водки. Стопку. Или сразу графинчик. Да?
– Угу. Потом позовем медведей.
– Зачем медведей?
– А зачем водку? Я ее терпеть не могу.
– Тогда вина. Или чаю. Ну что, идем в экипаж? Только обещайте не драться.
– Ладно, фон Рау, – сказала Ольга. – Драться мне с вами действительно не с руки. Вы кабан здоровый, упитанный. Но сейчас вы мне расскажете все как есть. Без вранья.
Они сошли по ступенькам. Генрих заметил:
– Вы же сами ругались, что я вас в это втянул.
– Ругалась, и что? Все равно сгораю от любопытства. Так что выкладывайте. Только, я вас умоляю, не надо ссылаться на всякие там подписки о неразглашении. Если бы таковые существовали, вы вели бы себя иначе.
– Нет, подписок я не давал. Проблема в другом. Эта история – из тех, в которые нельзя поверить, пока сам такое не увидел.
– Ну я-то уже видела кое-что. Вашими же стараниями. Кстати, район, где мы побывали, тоже узнала. Это ведь Речной проезд, правильно? Только дом хрониста еще не взорван. Но почему там все заросло? А из людей – только эта бабка?
– Не знаю. Честно, не знаю. Я ожидал увидеть совсем иное.
Локомобиль уже вырулил с Кедровой аллеи и катился теперь по улице, где загорались витрины и фонари.
– Итак, я слушаю, – напомнила Ольга.
– Если коротко – мир, который вы знаете, нереален. Стеклянный век на самом деле давно закончился. Я пытаюсь понять, что делать.
– Ага. Прекрасно.
– Ну я же предупреждал… Давайте так – если посол возражать не станет, я расскажу кое-что вам обоим сразу. Чтобы не повторяться.
Посольство империи уже маячило впереди. Округлые невысокие башенки белели в декабрьском полумраке. Окружающие кварталы – зажиточные, уютные, но несколько скучноватые – были выстроены, казалось, только ради того, чтобы оттенить эту надменную белизну. Искусно подсвеченный серебряно-льдистый флаг с тремя косыми полосками, похожими на след от когтей, развевался и трепетал, несмотря на безветренную погоду. На ограде виднелись гроздья чернильных брызг.