Волны бьются о скалы(СИ)

Иногда ему хочется, чтобы дочь умерла. Он никогда в этом не признается, даже если напьется в одиночестве у себя в сарае, но это так. Ему невыносимо смотреть в глаза ребенка. Глаза, которые так доверчиво глядят на него. Лика верит, что папа сильный, он решит все проблемы и пойдет с ней пускать кораблики. А вот Ксюха умная, она знает, что ее муж неудачник, годный только на то, чтобы втихаря глушить шкалик спирта в сарае пополам с сигарами. Господи, зачем она так мучается? Зачем он так мучается? Олег предпочитает жить прошлым, он прекрасно осознает это. А каким оно было - прошлое. Ему тридцать шесть лет, и только пять из них он провел вне острова - пока учился на инженера в Южно-Сахалинске. С детства знал, кем будет работать. Просто на острове только один комбинат, все на него и шли. В городе оставаться после учебы он не захотел, испугался. Вернулся к старым родителям, поднимать дом. Родители умерли один за другим в течение года, он остался один в двадцать шесть лет. Соседи загудели, немногие друзья заныли насчет его женитьбы. Наведавшись по работе в соседнее село, он наткнулся на невысокую девушку с запредельно большими зелеными глазами. Ксюху. Не сказать, что влюбился по уши, но она ему понравилась, да и вдвоем легче, чем в одиночку. Он перевез ее к себе, потом ее родителей завалило землетрясением, она тоже осталась одна на свете. Устроилась учительницей еще до землетрясения и свадьбы, теперь ее выгнали с работы. Через полтора года родилась Лика, у которой еще при рождении полезла кожа с маленького, отчаянно кричащего тельца. Думали дерматит, потом узнали диагноз в Южно-Сахалинске. Эпидермолиз. Дитя-бабочка, с опаленными крылышками. Хорошо ли было без нее и легче ли? И да и нет. Лика принесла в его жизнь смысл - погоню за деньгами. Деньги на бинты, на мази, на оплату коммунальных услуг, хотя дом на земле, на специальную еду, от которой пришлось отказаться и скармливать больному, стянутому пищеводу дочери грубо помолотую овсянку, чтоб она ей там раздирала все внутри. Идиотизм - бинтовать дочь через два дня на третий жестким бинтом, от которого кожа ползет и шелушится, кормить овсянкой, чтобы она потом вздохнуть боялась от боли в желудке и улыбаться при этом, и говорить, что все будет хорошо. А он не умеет, не может и не хочет притворяться! И Ксюха не умеет, оттого и срывается по любому поводу. С пьяных глаз понимаешь и жалеешь всех, особенно себя любимого. Олег зажмуривается и делает еще глоток. На вечернем холоде водка просто обжигает внутренности. А она ледяная. Чудесный букет ощущений - лед на губах и огонь в животе. Он ненавидит пить, но с каждым разом его тянет сильнее. Так легко забыть проблемы, хотя они обостряются в памяти с каждым глотком.

Черт, как же хочется уехать. Бросить все к черту и махнуть на Сахалин, в город. Развестись с женой, забыть о дочери, найти нормальную работу. Напившись, можно строить воздушные замки, не правда ли? Его все достало. Раньше, до рождения Лики и до женитьбы, ему доставляло удовольствие просто пойти на берег океана. Сидеть на камне, глядя на холодный северный закат, когда желтые лучи солнца тонут в мутном, глухо шумящем море, лижут мокрые серые камни, обвивают низенькие стволы елей, окрашивая их в медь. А море бросается на камни, тушуется и тихо откатывается назад, врезавшись в серый истертый гранит. И большие чайки протяжно кричат над головой, и холодный соленый ветер треплет траву между булыжниками чуть выше по склону сопки, начинающейся прямо от берега. Здесь нога сопки, ее гранитное, искрошенное подножие. Вершина сопки голая, там постоянно дует ветер, прохватывает с ног до головы. Оттуда виден весь остров. Чуть выше сопка выдается в море узким острым мысом, в сорока метрах над землей. Край Света. В детстве они с пацанами на спор прыгали со скалы в воду. Там внизу камни и белая пена бурунов, но можно изловчиться и попасть в крохотную бухточку между валунами. Там вода теплая, потому что неглубоко, и спокойная. Он прыгал несколько раз, один раз довольно сильно расшибся о камни. Тогда это его забавляло, в девятом классе. Сейчас осмелится ли он подойти к краю почти отвесного обрыва? Вряд ли. Такое чувство посещало каждого. Когда ты стоишь на мосту или на скале, глядя на колыхающуюся внизу воду, обязательно захочется прыгнуть вниз. Голова закружится и шагнешь, и ласточкой полетишь в воду. Прыгнуть так считалось у них, малокурильской шпаны, высшим пилотажем. Он не смог прыгнуть тогда, а теперь боится. Он теперь всего боится. Боится смотреть в глаза жене и дочери, боится идти на работу, потому что уволить могут в любой момент, идет повальное сокращение. А если уволят еще и его тогда все. Коротко и ясно.